ЖИЗНЬ И ТВОРЧЕСТВО Д. И. ФОНВИЗИНА

Фонвизин широко известен как автор комедии «Недоросль», как смелый и блистательный сатирик. Но творец «Недоросля» был не только крупным и талантливым драматургом XVIII века. Он — один из основоположников русской прозы, замечательный политический писатель, воистину великий русский просветитель, бесстрашно, в течение четверти века, воевавший с самодержавием Екатерины II. Эта сторона творческой деятельности Фонвизина изучена недостаточно, и потому прежде всего, что до сих пор не собраны и не изданы все оригинальные и переводные сочинения Фонвизина. Тем самым не выяснен до конца воинствующе-просветительский характер его художественных произведений, их место в общественной жизни России в канун появления радищевской революционной книги «Путешествие из Петербурга в Москву» (1790).

Пушкин первый указал, что Фонвизин не только «сатиры спелой властелин», но и «друг свободы». Оценка эта относится к 1823 году. Поэт в то время находился в ссылке на юге. Ненавистник рабства, он ждал революции, отлично понимая, что «политическая наша свобода неразлучна с освобождением крестьян». Для Пушкина понятия просвещение и свобода — равнозначны. Только благодаря просвещению может быть достигнута свобода. И освобождение будет осуществлено просвещенными дворянами при «единодушии» всех сословий, которые «соединятся» «в желании лучшего» «противу общего зла». Пушкин записал эти мысли в 1822 году в «Заметках по русской истории XVIII века».

Тогда же ему открылась благородная и беззаветная деятельность русских писателей-просветителей XVIII столетия.

В яростной схватке с екатерининским правлением мужественно погибли Новиков, «рассеявший первые лучи

V

просвещения», Радищев — «рабства враг», Фонвизин — «друг свободы». Их сочинения — художественные и политические, печатные и рукописные — использовались современными деятелями. Пушкин неоднократно призывал участников декабристского движения помнить о своих предшественниках, — помнить, чтобы чувствовать опору и черпать силу в живой, давно уже начатой борьбе за свободу отечества.

Решительно встав на позиции просветительства уже в 60-е годы, Фонвизин все свое дарование художника подчинил служению великой цели. Идеология просвещения подняла его на гребень неукротимо возникавшего русского освободительного движения. Передовая идеология определила его эстетические искания, его художественные достижения, его решительное сближение литературы с действительностью.

Пушкинская оценка удивительно лаконична, исторически конкретна и точна. Гоголь отметил эту особенность художественного таланта Пушкина, его «необыкновенное искусство немногими чертами означить весь предмет: эпитет (Пушкина. — Г. М.) так отчетист и смел, — писал он, — что иногда один заменяет целое описание». Определение Фонвизина «другом свободы» «означило весь предмет». Оно и должно послужить основанием «целого описания» его жизни, его творчества, его деятельности.

1

Денис Иванович Фонвизин родился 3 апреля 1745 года.1 Отец Фонвизина, помещик среднего достатка, был, по словам писателя, «человек добродетельный», «любил правду», «не терпел лжи», «ненавидел лихоимства», «в передних знатных вельмож никто его не видывал». Мать «имела разум тонкий и душевными очами видела далеко. Сердце ее было сострадательно и никакой злобы в себе не вмещало; жена была добродетельная, мать чадолюбивая, хозяйка благоразумная и госпожа великодушная».

Первые десять лет Фонвизин провел в семье. Здесь он научился грамоте. Наставником его был отец, который «читал все русские книги», «древнюю и римскую историю, мнения Цицероновы и прочие хорошие переводы нравоучительных книг».

Открытие первого русского университета в 1755 году изменило судьбу Фонвизина. Отец писателя, не будучи в состоянии


1 По другим сведениям — 3 апреля 1744 года.

VI

нанимать учителей иностранных языков, как того требовала дворянская мода, воспользовался открывшейся возможностью дать своему сыну настоящее воспитание, «не мешкал, можно сказать, ни суток отдачею меня и брата моего в университет, как скоро он учрежден стал», — свидетельствует писатель. Фонвизин был зачислен в латинскую школу дворянской гимназии, которая готовила для поступления в университет. Окончив гимназию весной 1762 года, он был переведен в студенты.

В гимназические годы начал Фонвизин заниматься и литературными переводами. «Склонность моя к писанию являлась ещё в младенчестве, — вспоминал писатель, — и я, упражняясь в переводах на российский язык, достиг до юношеского возраста». «Упражнения в переводах» проходили под руководством профессора Рейхеля (он преподавал всеобщую историю и немецкий язык), В 1762 году в университетском журнале «Собрание лучших сочинений к распространению знания и к произведению удовольствий» были напечатаны некоторые переводы: «Господина Менандра изыскание о зеркалах древних», «Торг семи муз». К тому же времени относится и начало работы над переводом трагедии Вольтера «Альзира».

Первой серьезной и самостоятельной литературной работой Фонвизина был перевод с немецкого в 1761 году басен датского писателя Гольберга. Несмотря на то, что переводчику минуло всего лишь 16 лет, он блестяще справился со своей задачей. Гольберг — крупнейший датский просветитель, «северный Вольтер». В его прозаических, драматических и поэтических сочинениях даны картины неравенства состояний, сатирически изображены буржуа-филистеры и дворяне, которые вели паразитический образ жизни, открыто высказано уважение к трудящимся сословиям, и прежде всего к крестьянству.

Юный Фонвизин, переводя сочинения Вольтера и Гольберга, усваивал идеи просвещения. Вот почему переводы интересны не только с литературной стороны. С наибольшей полнотой усвоение просветительских идей и творческое их применение демонстрирует работа над переводом Гольберга. Фонвизин не просто перевел предложенный ему сборник, а отобрал (из 251 басни —182) то, что счел нужным и интересным для русского читателя. Перевод его точный, но не буквальный. Фонвизин сокращал некоторые басни, убирал из них все то бытовые подробности, которые могли помешать русскому читателю понять их содержание, вносил русский колорит. Басня

VII

«Лошадь знатной породы», направленная против сословных предрассудков, учила ценить в человеке не знатность, а добродетель. Длинное нравоучение Гольберга Фонвизин заменил лаконичным пересказом, сохранив его дух: «Мы никогда не смотрели на знатность вашу, и нам не до прадеда твоего, а до тебя самой. Басня учит, что не должно предпочитать знатность добрым качествам, ибо она есть одна только химера». Басня «Юпитер посещает лес», посвященная той же теме, обогащена множеством художественных  подробностей.

Еще более выразительна поправка, внесенная в басню «Молитва волков». В ней обличались чиновники, беззастенчиво грабившие население. Фонвизин, используя свои наблюдения над русскими подьячими, прибегает к народной пословице при характеристике морального кодекса чиновников. Народ говорит: «Вор слезлив, плут богомолен». Волк в басне изъясняется в полном соответствии с пословицей. Он говорит: нам, волкам, «совсем невозможно молиться с усердием, когда сперва не нагрешим много: и чем более злодейство, тем ревностнее покаяние». Через восемь лет в комедии «Бригадир» плут советник откровенно заявит: «Несть греха, иже не может быть очищен покаянием... Согрешим и покаемся».

Подготовленный Фонвизиным перевод басен Гольберга — это книга маленьких нравоучительных и сатирических рассказов, проникнутых гуманной идеей глубокого уважения к человеку, исполненных просветительского презрения к сословной спеси. Рассказы написаны живо, хорошим русским языком. Уже здесь проявилась особенность стилистической манеры будущего сатирика — лаконизм повествования, любовь к афористически четким фразам-формулам. Книга была быстро раскуплена.

В 176O году директор университета повез в столицу лучших учеников для представления их куратору И. И. Шувалову. Среди лучших оказался и Фонвизин. Во время пребывания в Петербурге он попал на спектакль недавно (в 1756 году) созданного русскою театра. «Действие, произведенное во мне театром, почти описать невозможно», — вспоминал впоследствии писатель. Первые впечатления определили судьбу Фонвизина. По возвращении в Москву он с большим интересом посещал спектакли театра Локателли, в котором играла университетская труппа. После переезда в Петербург в 1762 году Фонвизин навсегда связывает себя с русским театром.

VIII

2

28 июня 1762 года жена Петра III, Екатерина Алексеевна, опираясь на гвардейские полки, совершила переворот. Политическим вдохновителем переворота был воспитатель наследника Павла — Никита Панин. Требования дворянских либералов, лидером которых был Панин, сводились к установлению конституции. Русское самодержавие по своей форме было деспотией; власть монарха, ничем не ограниченная, превращала его в самовластного тирана. Нужны были «фундаментальные» законы, ограничивавшие власть императора, необходимо было и учреждение, которое бы контролировало действия самодержца и гарантировало неприкосновенность конституции. Несмотря на то, что все эти требования не меняли существа политического строя России, — он продолжал оставаться дворянской монархией, — в условиях того времени они носили прогрессивный характер. Некоторые группы дворянства, возглавленные братьями Орловыми (они осуществляли непосредственно дворцовый переворот и убили Петра III), не соглашались с требованиями Панина и его последователей ограничить самодержавную власть. Завязалась острая политическая борьба внутри дворянства, многое определявшая в общественной и литературной жизни 60—70-х годов. Екатерина ловко лавировала в этой борьбе — при вступлении на престол давала большие обещания, а по мере укрепления своей власти принимала меры к разгрому дворянских либералов, желавших ограничить ее самодержавие.

22 сентября в Москве в торжественной обстановке была проведена коронация. В древнюю столицу прибыл двор и правительственные учреждения из Петербурга, съехались крупные помещики со всей страны. Праздник коронации продолжался год, — только в июне 1763 года императрица вернулась в столицу. Именно в эту пору вдруг изменилась судьба Фонвизина, и он неожиданно оказался приближенным к политическим делам в государстве, ко двору, к той борьбе, которая кипела вокруг новой императрицы. Вице-канцлер Голицын решил студента Фонвизина, отлично владевшего иностранными языками, взять переводчиком в иностранную коллегию. В октябре 1762 года Фонвизин подаст челобитную на имя Екатерины. При челобитной оп прилагает образцы переводов с трех языков — латинского, французского и немецкого. Заслуживают внимания переводы с латинского — М. Туллия Цицерона «Речь за

IX

Марцела» и с французского — «Политическое рассуждение о числе жителей у некоторых древних народов». Фонвизин выдержал испытание не только как переводчик. Выбранные им «материи» для переводов свидетельствовали о политических интересах студента. Даже перевод, представленный для образца, звучал актуально: Цицерон в речи за Марцела превозносил Цезаря за то, что он «умерял страсти свои, выдерживал гнев свой, в победах поступал великодушно». Проблема страстей государя была и оставалась центральной в политической жизни России XVIII века. Превозносить монарха, умеряющего свои страсти, значило выступить с уроком царям.1

Тогда же была написана Фонвизиным сатирическая басня «Лисица-кознодей» (проповедник). Басня — первое дошедшее до нас оригинальное произведение сатирика — посвящена острейшей политической теме. В Ливийской стороне, рассказывается в басне, умер царь лев. На «огромные похороны» собрались все звери. Лисица, «взмостясь на кафедру», «с смиренной харей» начала «вопить» льстивую хвалу умершему монарху. Стоявший тут же крот с возмущением шепчет собаке: «О лесть подлейшая! Я знал льва коротко, — он был пресущий скот». Поэт с презрением говорит о лисице, льстивом панегиристе царей. Но главным объектом сатирического изображения оказывается лев и его правление. Царь лев был не только скот, но и «зол и бестолков и силой вышней власти он только насыщал свои тирански страсти». Его трон был «сплочен» «из костей растерзанных зверей». «В его правление любимцы и вельможи сдирали без чинов с зверей невинных кожи». С гневом отвергает Фонвизин такого «мудрого царя правление». Несомненно, реальные политические события начала 60-х годов способствовали росту сознания молодого писателя. Смена монархов, приход


1 В архиве МИДа в описи значится «Дело об определении в Коллегию переводчиком бывшего лейб-гвардии Семеновского полка сержанта Дениса Фонвизина». Дата заведения дела — 21 июля 1762 года. К сожалению, самого дела в архиве нет, оно значится как утраченное. Видимо, Фонвизин еще до приезда двора и Голицына подавал прошение о зачислении на службу в Коллегию иностранных дел. Оформлено же дело было в октябре в Москве. Н. С. Тихонравов, очевидно, знаком был с этим делом; во всяком случае, в его архиве сохранилась копия челобитной Фонвизина на имя Екатерины и копии представленных им в Коллегию переводов (Государственная библиотека СССР им. В. И. Ленина, рукописный отдел, Тих. 1, папка № 32, ед. хран. 3).

X

к власти Екатерины в результате дворцового переворота помогали Фонвизину понять пороки самодержавного правления вообще, увидеть и возненавидеть фаворитизм, произвол, «тирански страсти». Через несколько лет Фонвизин, внимательно следивший за политической жизнью России и Запада, в одном из писем подчеркнет мысль, что события, происходящие на его глазах, многому учат: «История нашего века будет интересна для потомков. Сколько великих перемен! Сколько странных приключений! Сей век есть прямое поучение царям и подданным».

Басня красноречиво говорит о том, что в Коллегию иностранных дел пришел не просто переводчик, но талантливый писатель, человек, начинавший самостоятельно разбираться в политических порядках самодержавного правления. Канцлер М. И. Воронцов, руководивший иностранной коллегией, заметил дарование юного переводчика и приблизил его к себе. Как вспоминал впоследствии Фонвизин, канцлер «важнейшие бумаги отдавал именно для перевода мне». Среди «важнейших» были и различные политические сочинения. Познакомившись с одним из таких французских произведений, Фонвизин сделал краткий реферат, озаглавив его «Сокращение о вольности французского дворянства и о пользе третьего чина».

Изложив содержание трактата, Фонвизин, глубоко понимая огромное значение «третьего чина» в экономической и общественной жизни страны, пишет, что «сей третий чин нетрудно учредить и в России». Далее он излагает своп план социального возрождения отечества. «Третий чин составляет одно с народом». Необходимо поощрять деятельность всех тех, кто «старается о мануфактурах, устанавливает промены вещей, оценивает товары», — всех купцом, художников и ремесленников. Им всем должна быть дана воля. Купцам и «славным художникам» «увольнение» продавать. В университет принимать детей крестьян, и кто обучится «вышним наукам», должен быть освобожден от крепостной зависимости по аттестату. «Когда, — утверждает Фонвизин, — всякий в состоянии будет упражняться в том, к чему имеет дарование, составят все нечувствительно корпус третьего чина с прочими освобожденными».

Важную часть плана социальных преобразований занимает вопрос о крестьянстве. Фонвизин против рабства. Но он считает, что освобождать крепостных немедленно нельзя. Сейчас необходимо ограничить крепостное право, увеличить права крестьян (разрешить учиться в университетах, позволить заниматься

XI

любым делом с правом ухода из деревни и т. д.) и тем самым постепенно подготовить полное их освобождение. Фонвизин верит, что свободный крестьянин будет богаче и найдет больше способов к выплате оброка. В конце статьи Фонвизин лаконично изложил своп план: «Слоном, в России надлежит быть: 1) дворянству, совсем вольному, 2) третьему чину, совершенно освобожденному, и 3) народу, упражняющемуся в земледельчестве, — хотя не совсем свободному, но по крайней мере имеющему надежду быть вольным, когда будут они такими земледельцами или такими художниками (ремесленниками. — Г. М.), чтоб со временем могли привести в совершенство деревни или мануфактуры господ своих».

Программа социальных преобразований, выработанная Фонвизиным, носила буржуазно-освободительный характер. Как просветитель, он верит в возможность ее мирного осуществления. Вопрос о том, кто и как может осуществить эту программу,— им еще не решен. На него Фонвизин даст ответ через несколько лет.

3

В начале октября 1763 года указом Екатерины Фонвизину было ведено, «числясь при иностранной коллегии», «быть для некоторых дел при нашем статс-советнике Елагине». И. П. Елагин состоял при кабинете императрицы «для принятия челобитен». Кроме того, он ведал театрами. Елагин был не только сановником, но и человеком образованным, дилетантски занимавшимся поэзией, драматургией, переводами, историей.

Служба у Елагина сблизила Фонвизина с кругом литераторов-драматургов, во главе которых стояли Елагин и Лунин. Фонвизинский интерес к театру приобрел благодаря этому практический характер. Лукин именно в эти годы пишет одну комедию за другой: «Мот, любовью исправленный», «Пустомеля», «Награжденное постоянство» и, наконец, «Щепетильник». В 1765 году эти комедии ставятся на сцене. Елагин создает комедию «Русский-француз». Все эти драматические сочинения, объединенные единством эстетической позиции, противостояли комедиям Сумарокова. Главным новшеством в них было принципиальное стремление авторов показать именно русскую действительность, изобразить жизнь и быт русских людей. Эта ориентация на сближение театра с жизнью несомненно была прогрессивной. Лукиным была поставлена задача

XII

демократизации театра, создания своего национального репертуара. Но избранные пути решения этой задачи противоречили замыслу. И Лукин и Елагин, видя засилье в русском театре переводных пьес (что объяснялось как идеологической позицией дворянства, так и младенческим состоянием русского театра), выступили против этого явления и, ратуя за национальную драматургию, объявили необходимым «склонять их (чужие пьесы.— Г. М.) на русские нравы».

Так возникли комедии, переложенные на русские нравы. Переделка не была радикальной — вводились русские имена, названия русских городов, изображались отдельные русские обычаи, в других случаях осмеивались конкретные «русские пороки». Комедия Елагина «Русский француз», например, являясь «склонением на русские нравы» комедии Гольберга, обличала галломанию русских дворян. Правда, сюжет гольберговской комедии очень подходил к этому, — молодой дворянин, побывав в Париже, возвращался на родину ярым французоманом.

Юный Фонвизин в период своих творческих исканий пытается пойти по пути, указанному Луниным. Результатом явилось «склонение на русские нравы» драмы Грессе «Сидней». Как и «Альзира», это — стихотворное произведение. Фонвизин дал ему новое название — «Корион». «Склонение» началось с перенесения действия в Россию: события происходят в Подмосковье. Появились упоминания о русских делах — производство в чины, увеселения в Москве и т. д. Имена полностью не были русифицированы, только слуга имел русское имя Андрей.

Фонвизин, несомненно, уже в то время начинал понимать, как глубоко чужд русским условиям жизни и этот сюжет и этот вездесущий слуга-делец. Поэтому «склонение на русские нравы» не вызывало у Фонвизина никакого пафоса. Приступить к созданию оригинальных комедий драматург еще не мог. Но кое-что сатирический, насмешливый дар писателя помог ему изменить и в этом сочинении. Прежде всего, сентиментальная драма Грессе превратилась у Фонвизина в денную комедию. Условное страдание влюбленных, и в частности страдание Кориона, стало объектом едкой насмешки. Несомненной удачей явился образ слуги Андрея: он не столько предприимчив, в соответствии с традицией буржуазной драматургии, сколько по-фонвизински насмешлив и смышлен. Он снисходительно относится к своему барину, отлично понимая, что страдание его — игра, дань моде, которая, как всякая мода, заморского происхождения. Андрей, одно из

XIII

главных действующих лиц комедии, ведет действие, устраивает судьбу героев, произносит большие монологи, в которых высказывает свой взгляд на вещи. Он начинает и кончает комедию.

Насмешливость Андрея, его философствование, его ирония прямо ведут нас к другому, ужо оригинальному сатирическому произведению Фонвизина «Послание к слугам моим — Шумилову, Ваньке и Петрушке».

В «Послании к слугам моим» дана широкая картина подлинно русской действительности. То, что только намечалось в «Корионе» (например, оригинальная вставка в комедию — разговор слуги Андрея с крестьянином о порядках и господских имениях), получило новое дальнейшее развитие в «Послании». Слуги в ответ на вопрос своего барина: зачем создан свет, — развертывают перед ним сатирическую картину порядков екатерининской России. И оказывается, что самодержавно-крепостнический режим, освященный церковью, рождает отвратительную, мерзкую жизнь, полную насилия, обмана, продажности. Любопытно при этом, что мысль автора высказывает кучер Ванька:

Попы стараются обманывать народ,
Слуги — дворецкого, дворецкие — господ,
Друг друга — господа, а знатные бояря
Нередко обмануть хотят и государя.

Служба у Елагина была хлопотливой и отнимала много времени. Помимо непосредственных дел (исполнение поручений Елагина, писание служебных писем, приготовление переводов), Фонвизин, как состоящий на службе при дворе, обязан был посещать дворцовые куртаги, маскарады, присутствовать на официальных парадных приемах, на торжественных спектаклях. В зависимости от местопребывания Екатерины Фонвизин жил то в Петербурге, то в Царском Селе, то в Петергофе. Придворная жизнь свела его с крупными государственными деятелями, сановниками и фаворитами. К нему относились не как к чиновнику Елагина, а как к даровитому писателю. В 1763 году в придворных кругах широко распространялась в списках трагедия «Альзира». В 1764—1765 годах на сцене придворного театра с успехом шла комедия «Корион». Позже началось всеобщее увлечение «Бригадиром». Смелость суждений, глубокий ум, насмешливость и остроумие — все это создавало Фонвизину — поэту, драматургу, сатирику — особое, независимое положение. Его знакомства искали. Постоянное пребывание при дворе

XIV

позволило писателю хорошо узнать Екатерину, понять ее политику, увидеть многочисленные дворцовые интриги, от которых зависело положение подданных. Здесь же, при дворе, с 1762 по 1766 год был и Радищев, зачисленный на коронационных празднествах в Москве пажом Екатерины. Но Радищев был еще юноша, Фонвизин — уже известный писатель.

Придворная жизнь тяготила Фонвизина. Его письма к сестре в Москву наполнены жалобами: «Сегодня при дворе маскарад, и я в своей домине туда же поплетусь»; «скучно»; «вчера я был на куртаге, и, не знаю что, стало мне так грустно, что я, не дождавшись конца, уехал»; «с куртага приехал домой смущен»; «народу было преужасное множество, но клянусь тебе, что я, со всем тем, был в пустыне. Не было почти ни одного человека, с которым бы говорить почитал я хотя за малое удовольствие». Общий вывод категоричен: «В свете почти жить нельзя, а в Петербурге и совсем невозможно». В другом письме Фонвизин уточнил свою мысль: «Честному человеку жить нельзя в таких обстоятельствах, которые не на чести основаны».

Вот почему, вырвавшись из придворного круга, Фонвизин с удовольствием проводил время в кружке литераторов, в центре которого в ту пору были Федор Козловский, Иван Дмитревский — прославленный актер русского театра. Оба, так же как и Фонвизин, писали стихи и пьесы. Козловский отличался религиозным свободомыслием. По отзыву Фонвизина, «лучшее препровождение времени (кружка. — Г. М.) состояло в богохулении и кощунстве». Именно здесь Фонвизин читал свое «Послание к слугам моим», зло издеваясь над попами и церковью. В то же время были написаны им и многие другие стихотворные сатиры, которые, к сожалению, до нас но дошли.

Несмотря на хлопотливость придворной службы, Фонвизин в эти годы много и напряженно работал. Главным делом были переводы. Еще в Москве, по договоренности с университетским книготорговцем Вевером, он начал переводить большой роман Террасона «Геройская добродетель, или жизнь Сифа, царя египетского». Первая часть вышла в 1762 году, остальные три части выходили последовательно до 1768 года. Политико-нравоучительный роман Террасона преследовал цель под покровом авантюрного повествования давать поучения царям и вельможам.

В 1766 году вышел перевод книги Куайе «Торгующее дворянство, противуположенное дворянству военному, или Два рассуждения о том, служит ли то к благополучию государства,

XV

чтобы дворянство вступало в купечество». Трактат Куайе разрабатывает близкие к работе Фонвизина «Сокращенно о вольности дворянства и о пользе третьего чина» социально-политические вопросы.

Одновременно Фонвизин работал над переводом двух литературных произведений, которые издал в 1769 году. То были сентиментальная повесть Арно «Сидней и Силли, или Благодеяние и благодарность» и лирическая поэма на библейскую тему «Иосиф», автор которой Битобе умиленно повествовал о своих добродетельных героях. В 1765 году Фонвизин выпустил второе издание басен Гольберга.

Учитывая успех первого издания, Фонвизин, готовя новое, дополнил книгу переводом 42 басен. Из них одна — «Пан делает учреждение» — представляет особый интерес. В басне зло высмеивалась претензия благородных зверей занимать господствующее положение в лесном царстве, провозглашался просветительский принцип, что не порода и происхождение, а лишь заслуга перед обществом отличает человека. Содержание басни таково: звери и птицы «самого знатного класса»—львы, барсы, слоны, орлы и ястребы — возмутились тем, что «самые малые» настаивают на равенстве с ними, и обратились к Пану с просьбой издать табель о рангах, из которого «малые звери» узнали бы, какие почести они обязаны воздавать «благородным тварям». Пан, выслушав благородных, не поддержал их, а взял сторону «нижайших» тварей и издал «учреждение» —закон, который устанавливал новый принцип разделения зверей и птиц на классы. В «учреждении» было записано: «Давать старшинство не по природе, а по внутреннему достоинству, добродетели и прилежанию, через что приносят они людям истинную пользу».

«Учреждение» осуществляло революцию в лесном государстве. В первый класс попали: пчелы, овцы, коровы, лошади, козы; во второй — верблюды, быки, потому что все они «великую приносят пользу» — «кормят и одевают человека», «работают». Кто же попал в пятый, последний класс? Во-первых, все «благородные» твари, доказывавшие свои права на господство, — львы, тигры, барсы, орлы, ястребы — и, во-вторых, крысы, мыши, змеи, клопы... Все эти звери, насекомые и птицы пятого класса уравнивались на том основании, что «проводят жизнь свою или совсем бесполезно, или еще и вредно». ,

Басня, включенная в сборник, который выходил накануне созыва Комиссии по составлению нового Уложения,

XVI

становилась, безусловно, актуальной. Фонвизин предлагал свое «учреждение», — в нем господствовало истинно просветительское отношение к человеку, записаны были требования улучшить положение тех, кто «работает», «великую приносит пользу», «кормит и одевает», решительно осуждено дворянство за паразитический образ жизни.

Следует отметить, что, точно переведя басню, Фонвизин кое-что в ней переменил. Изменения эти примечательны. Приведу только некоторые из них. Прежде всего Фонвизин изменил заглавие: в немецком оригинале — «Пан определяет ранги», у Фонвизина — «Пан делает учреждение». В оригинале: «Так называемые благородные звери не могли вынести, что самые малые настаивают на равенство с ними». Фонвизин перевел это место иначе: «Звери, приписывающие себе по силе своей первенство, не могли терпеть того, что нижайшие хотят с ними равняться». Как видим, поправка небольшая, но существенная. Она — свидетельство отличного понимания Фонвизиным происхождения прав дворянства. Права эти не есть награда за услуги отечеству, воздаяние почестей потомкам за славные дела предков. Первенство и права в обществе захвачены дворянством силой — вот чему учил Фонвизин своим переводом.

4

В XVIII веке в ряде стран Западной Европы, и прежде всего во Франции, развернулась борьба с феодализмом. Капитализм там наступал особенно решительно. В обществе зрели силы, которые должны были покончить с политическим и экономическим режимом господствующего класса — дворянства. Просвещение как идеология и сформировалось в эпоху борьбы с феодализмом. Французское буржуазное просветительство, сложившееся в 40—50-е годы XVIII века, было последовательной антифеодальной идеологией. Просветители подвергли уничтожающей критике религию, взгляды на общество; объявив все существовавшие государственные феодальные порядки неразумными, подлежащими уничтожению, они выступили против рабства. Самоотверженно отстаивая свободу человека, Просвещение оказывало возраставшее из десятилетия в десятилетие влияние на все области общественной жизни, и в том числе на искусство и литературу.

Важнейшей особенностью развития русской общественной мысли XVIII века было формирование просветительской

XVII

идеологии. Своеобразие социально-исторического развития России обусловило особенности русской революции. Буржуазия не была тем классом, который определил хотя бы один из этапов русской революции. Первых революционеров дало дворянство. В дальнейшем освободительное движение шло по пути все большей демократизации. Декабризм опирался на замечательные традиции русского Просвещения XVIII века, начавшего борьбу с царизмом и крепостничеством. Русское Просвещение подняло впервые знамя антифеодальной борьбы. Не буржуазия, а дворянство выдвинуло из своей среды первых просветителей. Не буржуазным, а дворянским было это Просвещение, то есть прямым идейным предшественником дворянской революционности.

В 60-е годы XVIII века, в пору усилившегося крестьянского протеста, в канун пугачевского восстания, окончательно сложилась просветительская идеология. На общественную арену выступили такие просветители, как философ Яков Козельский, писатель и издатель Николай Новиков, популяризатор просветительской идеологии, профессор Николай Курганов. В то же десятилетие на позиции просветительства встал и Фонвизин.

Просвещению, как антифеодальной идеологии, присущи характерные и свойственные только ему определенные черты. Вражда к крепостному праву и всем его порождениям в экономической, социальной и юридической областях, защита просвещения, свободы, всесторонней европеизации России и, наконец, отстаивание интересов народа — таковы главные черты просветительства.

Формирование русского Просвещения определялось реальными условиями политической жизни страны, обострением социально-политических противоречий крепостнического государства. «Вряд ли найдется другая страна в мире, где бы крестьянство переживало такие страдания, такое угнетение и надругательство, как в России».1 Во второй половине XVIII века гнет крепостничества принял особо жесткие формы. Возраставшие из десятилетия в десятилетие права дворян были записаны в специальных самодержавных указах «о вольности дворянской». Крестьян полностью отдали на «милость и попечение» помещиков. Ответом на эту политику самодержавно-помещичьего государства явились крестьянские восстания. Умножавшиеся из года в год крестьянские бунты становились фактором


1 В. И. Ленин. Сочинения, т. 8, стр. 300.

XVIII

внутренней политики, — их боялись уже не только помещики, но и правительство. Царствование Екатерины проходило в зареве больших и малых восстаний. Напряженный характер борьбы крестьянства за свои права в 60—70-е годы определил лицемерно-либеральную, полную фарисейских обещаний реформ, а на деле цинично-крепостническую политику Екатерины.

Просветители отстаивали концепцию просвещенного абсолютизма. Эти убеждения просветителей порождали и соответственную тактику. «Проводить свои цели при дворе, осуществлять их при помощи государей, — такая тактика характеризует определенную историческую и довольно продолжительную фазу развития буржуазного Просвещения. Государи и их дворы остаются всегда для этого Просвещения только средствами для осуществления их целей».1 В России политическую теорию французских просветителей и решила использовать Екатерина в своих целях. Сознание, что эти «страшные вольнодумцы» — в сущности сторонники монархии, проповедующие мирный путь к общественному благу, определило отношение Екатерины к французским просветителям, возникновение ее личных связей с энциклопедистами, сделало ее изобретательной и дерзкой во всех затеваемых демонстративных действиях.

Созыв Комиссии по составлению Уложения летом 1767 года был одним из спекулятивных политических маневров Екатерины. Пушкин с полным основанием назвал эту затею «отвратительной фарсой». Она нужна была новой императрице для распространения легенды, что в ее лице взошел на русский престол «просвещенный монарх», желающий советоваться «с представителями нации» по поводу создания нового законодательства, жаждущий искоренить «злоупотребления и неустройства». На практике вся законодательная работа Комиссии была сведена правительством Екатерины к нулю, ее деятельность оказалась бесплодной. Но в то же время созыв и работа Большого собрания Комиссии были самым крупным политическим событием в жизни страны до восстания Пугачева.

Вопросы, обсуждавшиеся в Комиссии, были восприняты передовой русской литературой как первоочередные. Благодаря выступлениям демократических депутатов, громогласно с трибуны


1 Ф. Меринг. Литературно-критические статьи, М. — Л., 1934, т. I, стр. 740—741.

XIX

заявивших о народных нуждах, «отягощениях» и чаяниях и подвергших, правда, лишь с моральных позиций, суду «благородное» сословие, рассказавших о его бесчеловечности, жестокости, дикости в отношениях с крепостными, осудивших дворянство за тунеядство и паразитизм,— литература смогла сделать решительный шаг к сближению с действительностью.

Литература услышала этот призыв. Многие литераторы служили в Комиссии или были тесно связаны с ее работой. Вот почему на творчество таких писателей, как Н. И. Новиков, В. И. Майков, М. И. Попов, А. А. Аблесимов и Д. И. Фонвизин, оказала прямое влияние идеологическая борьба, развернувшаяся в Комиссии.

Вопросы, поднятые в Комиссии, обсуждались в кругу начинающих писателей, недавних ее сотрудников. Желание откликнуться на события литературным словом еще более сплотило их. К 1769 году во главе этих писателей становится Новиков. С мая 1769 года Новиков приступит к изданию сатирического журнала «Трутень», привлекая к сотрудничеству в нем своих друзей. С первых же листов в журнале принимают активное участие Майков, Попов, Аблесимов. В 1770 году во втором своем журнале, «Пустомеля», Новиков перепечатает фонвизинское сатирическое сочинение «Послание к слугам моим». В 1772 году Новиков будет издавать лучший свой сатирический журнал «Живописец». На страницах «Трутня», «Адской почты» (издатель Ф. Эмин), а с 1772 года — «'Живописца» была широко развернута борьба с бюрократией, паразитирующим дворянством и галломанией, с политикой Екатерины.

Просветители, потребовав от писателей резко критического, сатирического отношения к действительности, направляли внимание на самые больные стороны общественных отношений в России: положение крепостных, паразитическая жизнь дворянства, произвол и беззакония представителей местной и центральной власти, деспотические действия самодержавной императрицы. Развивать сатиру в тех конкретно-исторических; обстоятельствах значило не только повышать общественную активность литературы, но и способствовать ее сближению с действительностью. Отстаивание интересов народа направляло внимание писателей на условия его жизни, на его быт, его культуру. Беспрестанно расширявшееся идейное содержание литературы не могло не вызвать обновления форм поэзии, драматургии и прозы, пересмотра правил классицизма.

XX

В этой атмосфере и родился замысел «Бригадира». В комедии действуют две семьи провинциальных помещиков. Образ Ивана, сына бригадира, неистового галломана, занимает центральное место. Фонвизин показывает, как паразитические условия существования помещиков воспитывают не только тупого, невежественного и жестокого тунеядца, но и холодною, расчетливого эгоиста, циника и развратника, ярого ненавистника отечества, бездушное существо, не знающее рода и племени.

В «Бригадире» Фонвизин весело смеется над уродствами жизни. Иногда и мы улыбаемся, видя французоманию или идиотически бессмысленную жизнь бездельника. Но в большинстве случаев поведение Иванушки, его речь вызывают негодование и возмущение. Когда он, «дурачина» по словам отца, заявляет: «Я должен... французскому кучеру за любовь мою к Франции и за холодность к русским», или: «тело мое родилось в России, это правда, однако дух мой принадлежит короне французской», или: «я пренесчастливый человек. Живу уже двадцать пять лет и имею еще отца и мать», или когда он занимается грязным любовным ухаживанием за чужой женой, — не улыбка, а гнев возникает в душе зрителя и читателя. И в этом заслуга драматурга, — образ Ивана строится резко сатирически и обличительно. Иваны — молодое поколение русских дворян-крепостников — враги Фонвизина.

Общественный опыт Фонвизина помог углубить характеристику и других персонажей. Писателя интересовало не демонстрирование абстрактных пороков, понятых как уклонение от идеальных норм поведения человека, а раскрытие реальной практики, живой будничной жизни рядовых представителей «благородного сословия». И бригадир и советник — помещики. Хозяйство в доме бригадира ведет его жена. Глупая и невежественная, она управляет и дворовыми и деревенскими крепостными. Советник же все держит в своих руках. Оба скупы, властны и жадны до денег. За внешней благопристойностью скрывается хищный облик собственников, готовых перегрызть друг другу горло.

И бригадир и советник в прошлом служили. Бригадир, прослужив не один десяток лет, дотянулся наконец до мало-мальски значительного чина и вышел немедленно в отставку. Единственной целью службы была корысть. Получив чин, он не устает чваниться перед женой, советницей, сыном. Военный, призванный защищать свое отечество, он ни разу не

XXI

вспоминает ни одной кампании, где бы он отличился, где бы он действительно показал, что служил отечеству, а не своей корысти. От бригадира идет прямая родословная к Скалозубу, полковнику, ловко осуществляющему свою «паркетную» карьеру.

Советник — родня Фамусову. Дворянин-чиновник, взяточник, наглец, ханжа, он, не стыдясь, признается, что целью его службы было приобретательство, личное обогащение. «Меня благословил бог достаточком, который нажил я в силу указов». В разговоре с дочерью советник открыто заявляет, что смысл царской службы в наживе. «Я сам бывал судьею: виноватый, бывало, платит за вину свою, а правый — за свою правду, и так в мое время все довольны были: и судья, и истец, и ответчик».

Действие в «Бригадире» происходит главным образом в стане обличаемых. Их всех связывает любовный сюжет. Но любовь их «смешна, позорна и делает им бесчестие». Советник и бригадир, Иванушка и советница давно утратили человеческий облик, чувство личности стерто и них животным эгоизмом, скотским самодовольством. Они не способны на истинное человеческое чувство, в частности на любовь.

Иван заводит интригу с советницей, советник с приказной изворотливостью ухаживает за Акулиной Тимофеевной, Игнатий Андреевич приемами заправского солдафона «штурмует» советницу, решительно готовясь оттеснить конкурента-сына. Соперничество служит для Фонвизина ярким и убедительным средством показать идейное единство и моральную общность как невежественных, неграмотных крепостников, так и новомодных воспитанников иностранных учителей, поклонников французских мод и французской культуры. Отец и сын, перебивающие друг у друга право «махаться» с чужой женой, достойны равного презрения и вызывают равное негодование. Больше того, мы понимаем, что дело тут не в воспитании только, ибо оно у Иванушки и Игнатия Андреевича было крайне несходным, а в паразитическом характере их существования.

«Бригадир» — комедия, и первая комедия воистину русская, и первая комедия подлинно веселая. Пушкин очень высоко ценил веселость и крайне сожалел, что в русской литературе так мало истинно веселых сочинений. Вот почему он с любовью отметил эту особенность дарования Фонвизина, указав на прямую преемственность драматургии Фонвизина и Гоголя. Говоря о гоголевских «Вечерах на хуторе близ Диканьки», Пушкин

XXII

писал: «Как изумились мы русской книге, которая заставляла нас смеяться, мы, не смеявшиеся со времен Фонвизина».1

Сопоставление Пушкиным Гоголя и Фонвизина не случайно. Гоголь, создатель русской реалистической комедии, тесно связан с Фонвизиным. Фонвизин начинал то, что Гоголь завершил. В частности, Фонвизин первый сделал решительный шаг в сторону реализма и в области комической. «Бригадир» написан в период расцвета русского дворянского классицизма. Основатель школы и создатель русской трагедии и комедии, Сумароков в годы, предшествовавшие появлению «Бригадира» (1764—1768), написал шесть новых пьес. Сумароковские комедии составляли главный репертуар русского театра. Многочисленные переводы, появившиеся лукинские «склонения на русские правы», а в дальнейшем комедии Княжнина и Николаева — утверждали в основном принципы комического, определенные и выработанные классицизмом.

Поэтика классицизма игнорировала живую жизнь. И все же в комедию она врывалась более настойчиво и интенсивно, чем в трагедию. Появлялись имена русских героев, конкретная сатира «на лицо», «на личность», как тогда говорили. Осмеивавшиеся общие пороки таили в себе все больше намеков на реальные происшествия и события русской жизни, на практику дворянско-самодержавного общества. Но комическое менее всего оказывалось связанным с жизнью. Оно всегда определялось априорными правилами. Правилом стало введение в комедию, начиная с Мольера, приемов буффонады, фарса. Потасовка, как акт комического, вошла в комедийную практику Сумарокова и Княжнина. Смешное возникало и от приемов памфлета в комедиях «на личность». Сатирический образ в такой комедии лишался своего обобщенного, типического значения. Комическое возникало из угадывания в конкретном сатирическом облике реального прототипа. Традиционным приемом в поэтике комического являлось недоразумение, знаменитое qui pro quo. Эти недоразумения, вытекавшие из того, что одно принимали за другое, порождались не реальными жизненными обстоятельствами. Они были условны и привносились в действие, создавая живость и эффект несоответствия, этой основы комического.

Внимание Фонвизина к реальной действительности, желание вывести на сцену живые образы русских дворян, стремление показать их ничтожество, их убогость, их уродство и


1 «Современник», 1836, т. 1, стр. 312.

XXIII

паразитизм определили новаторство драматурга и в области комического.Главным отступлением писателя от правил классицизма был отказ от искусственного привнесения комических ситуаций в действия реальных лиц. Поэтому в комедии отсутствуют потасовка, недоразумения, переодевания, то есть условные комические эффекты, переходившие из пьесы в пьесу, чуждые духу и природе изображавшихся на сцене действующих лиц.

Отказывается Фонвизин и от сатиры «на личность», — его образы глубоко правдивы, и сила их — в типичности. Нет и традиционного в классицизме несоответствии в языке, — герои его говорят свойственным им языком, притом речь их социально дифференцирована. Чужда Фонвизину и насмешка над бытом простого народа.

Идея комедии — обличение русского дворянства. Принцип верности действительности в образах и сюжете определил и стремление драматурга сделать комическую ситуацию жизненной, вытекающей из поведения действующих лиц.

Так, объектом комического стал «дворянский корпус», не отдельные исключения, а типические образы дворян-помещиков. Содержание комического определялось идеей комедии — обнаружение ничтожности, паразитической жизни, скотской морали, духовного убожества тех, кто спесиво провозглашал себя «благородным сословием». Обнаруживалась эта ничтожность в ситуациях, рождавшихся из реальных, внутренне оправданных столкновений действующих лиц. Как уже говорилось, всех отрицательных персонажей связывает любовная интрига. Развитие интриги, определявшееся показом моральною облика русских помещиков, и создавало комические ситуации, в которых комизм служит средством социального обличения.

5

Комедия «Бригадир» имела шумный успех в Петербурге. До того как она была поставлена, Фонвизин читал ее почти ежедневно и друзьям-единомышленникам, и знакомым, и различным высокопоставленным лицам, и даже самой Екатерине. Комедия сделала Фонвизина популярным писателем, она же сблизила его с Никитой Паниным. Панин сам попросил драматурга прочесть комедию своему воспитаннику, наследнику Павлу. Комедия понравилась и воспитателю и воспитаннику. Панин сказал: «Это в наших нравах первая комедия».

XXIV

Откровенные беседы Н. Панина и Фонвизина позволили им близко узнать друг друга. Драматург, давно тяготившийся службой у Елагина, с радостью принял приглашение Панина перейти к нему. В декабре 1769 года состоялось назначение Фонвизина на должность секретаря Коллегии иностранных дел, фактического помощника министра. Знакомство с Паниным вскоре перешло в дружбу, которая продолжалась до самой смерти министра в 1783 году. Связь с Н. Паниным, с его братом Петром Ивановичем, с наследником Павлом обусловила участие Фонвизина в больших политических событиях 70-х годов.

Дело в том, что дворянские либералы не оставили надежды добиться исполнения своих планов ограничения русского самодержавия. При вступлении на престол Екатерины в 1762 году, как об этом уже говорилось, попытка Панина не привела к успеху. Теперь создавались новые благоприятные обстоятельства: в 1772 году Павлу исполнялось 18 лет, и, по закону о престолонаследовании, Екатерина должна была передать власть. Политические убеждения Фонвизина-просветителя определялись верой в возможность великих преобразований волей просвещенного монарха. Екатерина не была таким монархом. Ее политику обмана, лжи и лицемерия Фонвизин уже давно разгадал. Но таким государем мог стать Павел. Ведь рядом с ним в роли первого советчика оказывался Н. Панин, и можно было надеяться, что именно этот юный монарх станет осуществлять выработанную для него программу царствования. То обстоятельство, что он, Фонвизин, был связан с Паниным, да и сам лично знаком с Павлом, в дом которого он получил право приходить в любое время, только усиливало желание писателя принять самое активное участие в готовившихся политических событиях. Писатель-просветитель мог стать «советодателем государя» и тем быть полезным своему народу.

Первое политическое выступление Фонвизина относится к 1771 году. Павел тяжело заболел. Смерть его могла разрушить все планы партии Панина, надежды Фонвизина. Вот почему благополучный исход болезни наследника Фонвизин отметил специальным «Словом на выздоровление». Благополучный исход болезни давал отличный повод для политического возвеличения Павла, объявления его «отечества надеждой», с чьей жизнью «сопряжено истинное благо народа». Под покровом официальных комплиментов Екатерине, матери Павла, Фонвизин публично объявлял «гражданам России», что Павел обладает

XXV

истинными достоинствами государя, поскольку был воспитан «мужем истинного разума и честности» Н. Паниным. Он «вкоренил в душу» Павла те добродетели, «которые составляют счастие народа и должность государя». Он «просветил познанием его разум», воспитал в нем «человека». Павел поэтому есть истинный «просвещенный государь», и он совершенно подготовлен к царствованию и исполнен желания вступить на престол для того, чтобы сделать своих подданных счастливыми. В конце «Слова» Фонвизин обращается к будущему государю с наставлением, заговорив «гласом всех... сограждан». С полным пониманием величайшей политической ответственности он в печати сформулировал Павлу важнейшие «истины»: «Люби Россию», «буди правосуден, милосерд, чувствителен к бедствиям людей», «буди властелином над страстями своими и помни, что тот не может владеть другими с славою, кто собой владеть не может. Внимай единой истине и чти лесть изменою», «почитай достоинства прямые и награждай заслуги». Требования к Павлу звучали прямым обвинением Екатерине. Просветительская литература, прежде всего Новиков в «Трутне», Фонвизин в «Бригадире», заявляла, что именно при Екатерине правосудия нет, прямые достоинства не почитаются, заслуги не награждаются, а подлая лесть щедро оплачивается, и, главное, государыня не является «властелином своих страстей» и потому не имеет права «владеть другими».

«Слово» было напечатано в том же 1771 году. Через год, когда отмечалось совершеннолетие Павла, Новиков в новом журнале «Живописец» перепечатал фонвизинское «Слово», поскольку оно отлично выражало мнение передовых людей о екатерининском царствовании и о новом государе.

Период с июня 1772 по сентябрь 1773 года оказался бурным. Екатерина отложила торжества, связанные с совершеннолетием сына, на год, объявив, что необходимо прежде женить Павла. Императрица не собиралась уступать престол своему сыну. Она принимала самые энергичные меры, чтобы изолировать Павла от всех недовольных ее политикой. Совершеннолетие и женитьба Павла давали ей повод отстранить Панина от наследника: воспитание закончилось. Во дворце с новой силой закипели интриги. Положение было крайне напряженным — речь шла не о малом. Приход нового монарха мог круто изменить всю политику. В одном из писем к сестре, осторожно, без подробностей, но все же довольно красноречиво Фонвизин

XXVI

рассказал о том, что происходило в Петербурге, во дворце. «Развращенность здешнюю описывать излишне. Ни в каком скаредном приказе нет таких стряпческих интриг, какие у нашего двора всеминутно происходят». «Мы в очень плачевном состоянии. Все интриги и все струны настроены, чтобы графа (Н. Панина. — Г. М.) отдалить от великого князя». «Ужасное состояние. Я ничего у бога не прошу, как чтоб вынес меня с честью из этого ада».

Екатерина оказалась сильнее оппозиции. Женив сына в сентябре 1773 года, она специальным указом отстранила Панина от наследника, щедро наградив его за воспитание. Вопрос о передаче власти Павлу был снят. Екатерина приблизила к себе сына, объявив, что сама будет посвящать его в дела по управлению империей. Планы Фонвизина рухнули. Но политические убеждения, вера, что только мирным путем и только волей просвещенного монарха можно проводить нужную всему народу политику, вновь и вновь заставляют Фонвизина принимать участие в опасных политических делах, вынуждают возлагать надежду все на того же Павла. Ведь должен же, казалось, наступить день, когда он займет по закону престол.

Осенью 1773 года на далеком Яике вспыхнуло восстание. С каждым месяцем оно ширилось и росло, распространяясь по России. Во главе его встал Емельян Пугачев. Через год восстание охватило уже центральные губернии. Армии Пугачева шли к Москве. Царские генералы терпели поражения от мужицких полководцев. В эту тревожную для Екатерины годину Н. Панин вновь повел активную борьбу за осуществление своих планов.

Позже Н. Панин заставил выступить Павла. Наследник потребовал от матери, чтобы его допустили к управлению империей. Он вручил Екатерине целую книгу проектов по реорганизации государственного управления. Начиналась книга «Рассуждением о государстве вообще, относительно числа войск, потребного для защиты оного, и касательно обороны всех пределов». «Рассуждение о государстве вообще» в значительной мере посвящено военным делам. Но в вводной части давалась характеристика русского государства за годы царствования Екатерины: «Государство наше теперь в таком положении, что необходимо надобен ему покой. Война, продолжавшаяся пять лет, польские беспокойства одиннадцать лет, да к тому же и оренбургские замешательства, кои начало имеют от неспокойствия яицких казаков, уже несколько лет перед сим начавшегося, довольные

XXVII

суть причины к помышлению о мире, ибо все она изнуряет государство людьми, а через то и уменьшает хлебопашество, опустошая земли. Хотя в нашу пользу война сия была, но сколько мы потерпели в то самое время недородами, язвой, которая, конечно, следствием войны были, беспокойствами внутренними, а больше того еще рекрутскими наборами». Автор решительно требует «мира», «тишины» для народа: «Теперь остается только желать долгого мира».

Осторожно говорится о необходимости реформ «для обеспечения внутреннего спокойствия». «Когда сняты будут налоги, просечены наряды с земли, то каждый, не лишаясь имения своею, отцы — детей, а господа — тех, коих трудами живут, не будут иметь причин негодования, и тогда-то пресекутся главные причины неудовольствия».1

Представленные Павлом проекты переполошили Екатерину. Они свидетельствовали о серьезных намерениях наследника и его группы. Именно в это время императрица приближает к себе Потемкина и, опираясь на него, начинает принимать крутые меры, чтобы, с одной стороны, укрепить свое влияние, а с другой— раз и навсегда пресечь попытки недовольных ее политикой возвести на престол законного монарха Павла.

В 1777 году Фонвизин печатает подготовленный им перевод политического сочинения французского просветителя Тома «Похвальное слово Марку Аврелию».

Римский император Марк Аврелий был показан в просветительской литературе как идеальный монарх философ. Книга являлась сводом политических требований просветителей к царствующим особам, в которой автор торжественно объявлял, что говорит «гласом вольности» перед императором-тираном. Перевод оказывался своеобразной школой гражданского воспитания. Читатель жадно воспринимал многочисленные политические суждения этого «Слова»: «О боже, не создал ты ни царей быть утеснителями, ни народы быть утесненными». Противник рабства, Фонвизин с удовлетворением приводил слова Марка Аврелия: «Я начинаю вольностию, римляне, ибо вольность есть первое право человека, право повиноваться единым законам и, кроме их, ничего не бояться. Горе рабу, страшащемуся произносить ее имя! Горе той стране, где изречение его вменяется в преступление».


1 П. Лебедев. Опыт разработки новейшей русской истории по неизданным источникам. Графы Никита и Петр Панины. СПб., 1863, стр. 187, 188.

XXVIII

В сентябре 1777 года Фонвизин отправился во Францию. Секретарь Коллегии иностранных дел, помощник министра, он был всюду встречаем с уважением и почетом. Во время путешествия Фонвизин вел «журнал», который в виде писем к Петру Панину и сестре Федосье Ивановне регулярно отправлял в Москву. Плод точных и трезвых наблюдений, «Письма из Франции», пожалуй, впервые давали русскому читателю правдивую картину быта и нравов, политического и экономического положения, культуры и жизни французского общества накануне буржуазной революции. Белинский сразу уловил это: «Читая их, вы чувствуете уже начало французской революции и этой страшной картине французского общества, так мастерски нарисованной нашим путешественником».1

Фонвизин посещает фабрики и суды, церкви и больницы, библиотеки и музеи, читает книги по истории, экономике и коммерции Франции, изучает юриспруденцию, литературу, философию; он не стремится в Версаль, а встречается с учеными, администраторами, писателями, заводит разговоры со встречными людьми, расспрашивает обо всем, и—важнейшая черта фонвизинского путешествия — он рассказывает сам о своем отечестве, о русском народе, русской литературе, русском языке, русском климате, поражаясь всякий раз тому, как обидно мало знают во Франции о России.

В своих суждениях Фонвизин объективен. Только что въехав во Францию, он немедленно с радостью отмечает: «Дороги в сем государстве очень хороши». Посетив лионские «фабрики шелковых изделий», оп приходит к выводу: «По справедливости сказать, сии мануфактуры в таком совершенстве, до которого другим землям доходить трудно». Приглядываясь к французскому дворянству, он, сам дворянин, обличавший невежество и паразитизм русского «благородного сословия», делает заключение — французское дворянство не лучше. «При невероятном множестве способов к просвещению, глубокое невежество весьма нередко. Оно сопровождается еще и ужасным суеверием. Попы, имея в своих руках воспитание, вселяют в людей, с одной стороны, рабскую привязанность к химерам, выгодным для духовенства, а с другой — сильное отвращение к здравому рассудку. Таково почти все дворянство».


1 В. Г. Белинский. Полное собрание сочинений, т. XI, стр. 205.

XXIX

Фонвизин увидел Францию, изнывающую под тираническим режимом Людовика XVI, опутанную властью фаворитов, продажных воров-чиновников; его письма — это страстное обвинение деспотического правления французского короля.

6

По возвращении из путешествия Фонвизин приступил к работе над новой комедией, которую он назвал «Недоросль». Беседы с Н.Паниным о положении в России привели к решению готовить проект «фундаментальных законов» для будущего императора Павла. Екатерина так упрочила свою власть, Потемкин взял такую силу, что нечего было и думать о каких-либо активных действиях в пользу Павла сейчас. Оставалось ждать естественного хода событий. Только смерть Екатерины открывала дорогу Павлу к престолу. Именно для будущего и писались эти «фундаментальные законы». Панин был уже стар и болен, — ему шел седьмой десяток. Мало было надежды, что он доживет до того счастливого дня, когда сможет занять место первого советника у своего воспитанника. Гражданское чувство долга заставляло приступить к работе именно сейчас. Служба в коллегии отнимала много времени. В часы досуга Никита Панин и Фонвизин, а иногда и приезжавший Петр Панин в совместных беседах вырабатывали «фундаментальные права, не пременяемые на все времена никакою властию». Фонвизин взял на себя труд написать политическое введение к этим проектам — «Рассуждение о непременных государственных законах». По-прежнему возлагая надежду только на Павла, он все менее начинал верить в возможность его вступления на престол. Годы шли, тираническое правление Екатерины приносило все больше и больше бедствий стране, Павел все более отдалялся от власти... Фонвизин был практическим деятелем; когда он видел возможность прихода Павла к власти, он со всей страстью политического бойца способствовал этому. Когда воцарение Павла отодвигалось в далекое будущее, да и вообще становилось проблематичным, он все свои силы решил отдать борьбе с Екатериной и ее политикой. Новым в произведениях Фонвизина 80-х годов, художественных и политических, и была беспримерная по смелости, открытая борьба с екатерининским самовластием.

Фонвизин выступал с требованиями ограничить русское самодержавие законами, которые охраняли бы права граждан от

XXXI

произвола царской власти и царских чиновников. С яростью обличал Фонвизин екатерининский фаворитизм, мужественно выступая против позорного явления русской политической жизни, возмущаясь тем, что отечество отдавалось во власть «случайным людям».

«Рассуждение о непременных государственных законах» — свидетельство глубокого усвоения Фонвизиным передовых в ту эпоху социологических учений. Ставя в сочинении вопрос о взаимоотношении народа, нации и государя, Фонвизин решал его с позиций теории о договорном происхождении власти. Он писал: «Кто не знает, что все человеческие общества основаны на взаимных добровольных обязательствах, кои разрушаются так скоро, как их наблюдать перестают. Обязательства между государем и подданным суть равным образом добровольные... В... гибельном положении нация, буде находит средства разорвать свои оковы тем же правом, каким на нее наложены, весьма умно делает, если разрывает. Тут дело ясное. Или она теперь вправе возвратить свою свободу, или никто не был вправе отнимать у ней свободы».

«Недоросль» — центральное сочинение Фонвизина, вершина русской драматургии XVIII века — органически связан с идейной проблематикой «Рассуждения».

Для Пушкина «Недоросль» — «комедия народная». Белинский, выработавший к 40-м годам революционно-демократическое понимание народности, заявил, что «Недоросль», «Горе от ума» и «Ревизор» «в короткое время сделались народными драматическими пьесами».1

Главный конфликт социально-политической жизни России — произвол помещиков, поддержанный высшей властью, и бесправно крепостных — становится темой комедии. В драматическом сочинении тема с особой силой убедительности раскрывается в развитии сюжета, в действии, в борьбе. Единственным драматическим конфликтом «Недоросля» является борьба прогрессивно настроенных передовых дворян Правдина и Стародума с крепостниками — Простаковыми и Скотининым.

В комедии Фонвизин показывает пагубные следствия рабовладения, которые должны подтвердить зрителю моральную правоту Правдина, необходимость борьбы со Скотиниными и Простаковыми. Следствия же рабства воистину ужасны.


1 В. Г. Белинский. Полное собрание сочинений, т. XI, стр.28.

XXXI

Крестьяне Простаковых разорены вконец. Даже сама Простакова не знает, что можно делать дальше: «С тех пор, как все, что у крестьян ни было, мы отобрали, ничего уже содрать не можем. Такая беда!»

Рабство превращает крестьян в холопов, начисто убивая в них все человеческие черты, все достоинство личности. С особой силой проступает это в дворовых. Фонвизин создал образ огромной силы — рабы Еремеевны. Старая женщина, нянька Митрофана, она живет жизнью собаки: оскорбления, пинки и побои—вот что выпало на ее долю. Она давно утратила даже человеческое имя, ее зовут только ругательными кличками: «бестия», «старая хрычовка», «собачья дочь», «каналья». Надругательства, поношения и унижения сделали из Еремеевны холопа, цепного пса своей госпожи, который униженно лижет руку побившего ее хозяина.

Но рабство развращает и растлевает самих помещиков, — делает второй вывод Фонвизин. Драматург сурово заявляет: русские помещики превращаются в Скотининых, утративших честь, достоинство, человечность, становятся жестокими палачами окружающих их людей, всесильными тиранами и паразитами только вследствие крепостного права. Отсюда демонстрация скотининской природы тех, кто именует себя «благородный сословием», — Простаковой, ее мужа, ее сына, ее брата. Рабовладельцы превратили не только своих крестьян в «тяглый скот», но и сами стали гнусными и презренными скотами.

В лице Правдина и Стародума впервые на сцене появились положительные герои, которые действуют, осуществляя свои идеалы на практике. Кто же такие Правдин и Стародум, отважно ведущие борьбу с крепостниками Простаковыми и Скотининым? Почему они оказались способными вмешаться не только в ход действия комедии, но, в сущности, и в политическую жизнь самодержавного государства?

Как произведение народное, комедия «Недоросль», естественно, отразила важнейшие и острейшие проблемы русской жизни. Бесправие русских крепостных, низведенных до положения рабов, отданных в полное владение помещикам, с особой силой проявилось именно в 80-е годы. Полный, безграничный, чудовищный по разнузданности произвол помещиков не мог не вызвать в среде передового дворянства чувства протеста. Не сочувствуя революционным способам действий, более того, отвергая их, они вместе с тем не могли не протестовать против

XXXII

рабовладельческой и деспотической политики Екатерины II. Вот почему ответом на полицейский режим, установленный Екатериной и Потемкиным, явилось усиление общественной активности и подчинение творчества задачам политической сатиры таких дворянских просветителей, как Фонвизин, Новиков, Крылов, Кречетов. В конце десятилетия выступит со своими книгами революционер Радищев, прямо выразивший чаяния и настроения крепостных крестьян.

Второй темой «Недоросля» и явилась борьба дворянских просветителей с рабовладельцами и деспотическим правительством Екатерины II после разгрома пугачевского восстания.

Правдин, не желая ограничиваться возмущением, предпринимает реальные шаги к ограничению власти помещиков и, как мы знаем по финалу пьесы, достигает этого. Правдин действует так потому, что верит— его борьба с рабовладельцами, поддержанная наместником, есть «исполнение тем самым человеколюбивых видов вышней власти», то есть Правдин глубоко убежден в просвещенном характере екатерининского самодержавия. Oн объявляет себя исполнителем его воли, — так обстоит дело в начале комедии. Вот почему Правдин, зная Стародума, требует от него, чтобы тот шел служить ко двору. «С вашими правилами людей не отпускать от двора, а ко двору призывать надобно». Стародум недоумевает: «Призывать? А зачем?» И Правдин, верный своим убеждениям, заявляет: «Затем, зачем к больным врача призывают». И тогда Стародум, политический деятель, уже понявший, что вера в Екатерину не только наивна, но и губительна, разъясняет Правдину: «Мой друг, ошибаешься. Тщетно звать врача к больным неисцельно: тут врач не пособит, разве сам заразится».

Фонвизин заставляет Стародума разъяснять не только Правдину, но и зрителям, что вера в Екатерину бессмысленна, что легенда о ее просвещенном правлении лжива, что Екатерина утвердила деспотический образ правления, что именно благодаря ее политике может процветать в России рабство, могут хозяйничать жестокие Скотинины и Простаковы, которые прямо ссылаются на царские указы о вольности дворянства.

Правдин и Стародум по своему мировоззрению — воспитанники русского дворянского Просвещения. Два важнейших политических вопроса определяли программу дворянских просветителей в эту пору: а) необходимость уничтожения крепостного права мирным путем (реформа, воспитание и т. д.); б)

XXXIII

Екатерина — не просвещенный монарх, а деспот и вдохновитель политики рабовладения, и потому с нею необходимо бороться.

Именно эта политическая мысль была положена в основание «Недоросля», — в преступлениях Скотининых и Простаковых виновата Екатерина. Вот почему борьбу с Простаковыми ведут частные люди, а не правительство (то обстоятельство, что Правдин служит, не меняет дела, так как он действует по своим убеждениям, а не по приказам начальства). Екатерининское же правительство благословляет крепостническую политику распоясавшихся дворян.

«Недоросль» был встречен откровенно враждебно правительством и идеологами дворянства. Комедия была завершена в 1781 году. Сразу же стало ясным, что поставить ее почти невозможно. Началась упорная, глухая борьба Фонвизина с правительством за постановку комедии. В борьбу был вовлечен Никита Панин, который, используя все свое влияние на наследника Павла, добился наконец постановки комедии через него. Двор демонстрировал свою неприязнь к «Недорослю», что выразилось, между прочим, и в стремлении не допустить его постановку на придворном театре. Премьеру всячески затягивали, и вместо мая, как вначале было намечено, она с трудом наконец состоялась 24 сентября 1782 года в деревянном театре на Царицыном лугу силами приглашенных актеров как придворного, так и частного театров.

Придавая комедии большое общественное значение, Фонвизин сам принял на себя режиссуру. Не без его влияния шло и распределение ролей. Естественным было желание писателя обеспечить сильными актерами прежде всего положительные роли. Стародума играл крупнейший русский актер Иван Дмитревский, Правдина — талантливый артист Плавильщиков. Премьера комедии явилась триумфом идей русского дворянского Просвещения. Публика шумно приветствовала спектакль. «Несравненно театр был наполнен, и публика аплодировала пьесу метанием кошельков».1 В центре спектакля был Стародум. Его речи находили отклик. Спектакль превратился в своего рода общественную демонстрацию: «По окончании пьесы зрители бросили на сцену г. Дмитревскому кошелек, наполненный золотом и серебром… Дмитревский, подняв его, говорил речь к зрителям, в которой благодарил публику и прощался с ней».2


1 «Драматический словарь», М., 1787,

2  «Художественная газета», 1840, № 5, стр. 2.

XXXIV

7

7 марта 1782 года Фонвизин подал на имя Екатерины прошение «уволить со службы». Через три дня императрица подписала указ об отставке. Фонвизин демонстративно отказывался служить Екатерине, решив все силы посвятить литературной деятельности. После написания «Недоросля» его внимание все больше привлекает проза. Ему хочется писать небольшие по размеру сатирические прозаические произведения. Печатать их лучше всего было бы в периодическом издании. Так возникает мысль о собственном сатирическом журнале. Неожиданные обстоятельства, предоставившие возможность принимать участие во вновь открытом в столице журнале заставили на время отложить план организации собственного журнала.

С мая 1783 года начал выходить журнал «Собеседник любителей российского слова». Официальным редактором его была княгиня Е. Р. Дашкова. Негласно журналом занималась сама Екатерина, печатая в нем свои пространные исторические и сатирические сочинения. Фонвизин решил принять участие в журнале и напечатать в нем анонимно несколько сатирических произведений. Писатель давал бой императрице на ее же плацдарме.

В первом номере появился «Опыт российского сословника», отрывок словаря синонимов. С фонвизинским блеском написанные объяснения более ста слов в «Опыте» — это сатирические миниатюры, в которых подвергалась осмеянию дворянская знать. Читателю сообщалось, например: «Проманивать есть большое бар искусство», «Сумасброд — весьма опасен, когда в силе», «Глупцы — смешны в знати» и т. д. Как истый просветитель, Фонвизин выступил с протестом против дворянскою толкования слова «подлый». «Человек бывает низок состоянием и подл душою. В низком состоянии можно иметь благороднейшую душу, равно как и весьма большой барин может быть весьма подлый человек. Слово низкость принадлежит к состоянию, а подлость — к поведению».

В последующих номерах Фонвизин напечатал сатиру на вельмож — «Челобитная российской Минерве», на духовенство — «Поучение иерея Василия в духов день». Особый интерес представляет «Путешествие мнимого глухого и немого». Герой — рассказчик «Путешествия», по совету отца, чтобы лучше познать «сердца человеческие», притворяется глухим

XXXV

и немым. Тем самым ему «обнажаются» «людские мысли и самые сокровенные чувства». С юмором и сарказмом рисует Фонвизин образы провинциальных помещиков Пимена Щелчкова и Варуха Язвина.

Из всех сочинений Фонвизина, напечатанных в «Собеседнике», наибольшее общественное значение имела своеобразная по форме политическая сатира: «Несколько вопросов, могущих возбудить в умных и честных людях особливое внимание». «Недоросль» уже поставил перед умными и честными людьми несколько важных вопросов, касающихся жизни русской нации и русского государства.

Получив «Несколько вопросов», Екатерина растерялась, почувствовав ловушку, и потому не хотела их печатать. Но затем изменила решение и надумала опубликовать вопросы вместе со своими ответами. В ответах Екатерине не удалось скрыть своего раздражения, в них были окрик и угрозы. Но и этим она не удовлетворилась. И в следующей, четвертой части журнала, в очередной статье «Былей и небылиц» появилась отповедь автору «Нескольких вопросов». Устами «дедушки» — персонажа фельетона, выразителя авторских мыслей, с раздражением заявлено: «Молокососы! Не знаете вы, что я знаю, в наши времена никто не любил вопросов; ибо с оными и мысленно соединены были неприятные обстоятельства; нам подобные обороты кажутся неуместны, шуточные ответы на подобные вопросы не суть нашего века; тогда каждый, поджав хвост, от оных бегал».1 Четырнадцатый вопрос: «Отчего в прежние времена шуты, шпыни и балагуры чинов не имели, а нынче имеют, и весьма большие?» — особенно раздражил «дедушку»: «Отчего? отчего? — говорит он. — Ясно, оттого, что в прежние времена врать не смели, а паче письменно без... опасения».2

В 1783 году Фонвизин выиграл битву с Екатериной, которую он вел на страницах «Собеседника». Потерпевшая поражение императрица решила жестоко отомстить дерзкому сочинителю, и, узнав имя автора «свободоязычных» вопросов, она, как свидетельствуют факты, дала указание полиции больше не печатать новых произведений Фонвизина.

В марте того же 1783 года Фонвизин пережил большое горе — умер Н.Панин. Смерть Панина писатель использовал для


1 «Собеседник», ч. IV, стр. 163—164.

2 Там же, стр. 168.

XXXVI

нового политического выступления и подготовил «Жизнь Н. И. Панина». В «Жизни» «великий государственный муж» ставился в пример современникам. Стародум, «честный человек», твердых правил, отказавшийся служить при дворе, был литературным персонажем. Н. Панин — всем известный русский политический деятель. «Титло честного человека дано ему было гласом целой нации». Какие же черты характера Панина особенно ценит Фонвизин? Двадцать лет служил он у двора, и «в течение двадцати лот боролся он непрестанно то с невежеством, то с надменностью людей невоспитанных, захвативших всю ту силу и доверенность, которые следуют одним истинным достоинствам; отвращал он устремления и ухищрения сильных, руководствуемых пристрастными своими видами... с презрением сносил все коварства мелких душ». «Словом, всякий подвиг презрительной корысти и пристрастия, всякий обман, обольщающий очи государя или публики, всякое низкое действие душ, заматеревших в робости старинного рабства и возведенных слепым счастием на знаменитые степени, приводили в трепет добродетельную его душу».

Второй заслугой Н. Панина, по мысли Фонвизина, являлось воспитание наследника. Верный своим политическим взглядам, убежденный, что новый монарх будет лучше Екатерины, не желая критически взглянуть на уже выросшего Павла, исступленно идеализируя его, Фонвизин вновь заявил, что Павел имеет «просвещенный ум», «приличные знания», «истинные добродетели» — «основание народного блаженства». «Остается желать верным сынам отечества, — восклицает Фонвизин, — чтоб в грядущие времена питомец следовал искренним советам своего воспитателя и помнил бы его наставления... Тогда счастие государя и народа было бы взаимное и непоколебимое».

Чем большей становилась ненависть Фонвизина к деспотизму Екатерины, чем яростнее стремился он обличать ее правление, несущее бедствия народу и стране, тем решительное идеализировал он ее антагониста и соперника Павла.

Летом 1784 года Фонвизин выехал в Италию. Посещая Флоренцию, Ливорно, Рим, Фонвизин изучал итальянский театр, музыку и особенно прославленную живопись Италии. Как и во время путешествия по Франции, он ведет журнал, который в виде писем отправляет по прежнему в Москву сестре и Петру

XXXVII

Панину. Письма из Италии — великолепно написанные путевые очерки, живо повествующие о нравах и обычаях народа, о великом искусстве Италии, зло и беспощадно высмеивающие католическую церковь.

Возвращение в Россию в августе 1785 года было омрачено тяжелой болезнью. Добравшись до Москвы, Фонвизин слег надолго в постель, — его разбил паралич. Друг Фонвизина Клостерман, посетивший больного в Москве, рассказал в своих записках о тяжелом состоянии писателя: «В тусклых глазах его засветился луч радости, когда я подошел к его постели: он хотел, но не мог обнять меня, силился приветствовать меня словами, но язык не слушался и произносил невнятные звуки... Правая рука у него совсем отнялась, так что он и двигать ею не мог».1

Через год врачи потребовали отъезда Фонвизина на лечение в Карлсбад. Только в сентябре 1787 года Фонвизин вернулся в Петербург. Полностью восстановить здоровье не удалось, но все же после долгого лечения писатель чувствовал себя лучше, — он стал ходить, вернулась речь. Отдохнув после утомительной поездки, Фонвизин принялся за работу. Он решил издавать собственный сатирический журнал, назвав его «Друг честных людей, или Стародум». Перекличка с «Недорослем» была не случайна: больной писатель готовился к новому поединку со всемогущей императрицей.

Новый журнал с небывалой до тех пор категоричностью определял политическую роль русского писателя в общественной борьбе. В первых же двух письмах журнала — письме сочинителя «Недоросля» к Стародуму и в ответе Стародума была начертана целая программа для «российских писателей». Писатель, «человек с дарованием», есть «страж общего блага». Он обязан «смело обличать перед троном, перед отечеством, перед светом» знатных вельмож, «не терпящих» правды, «бесславных лихоимцев», дерзающих «подкапываться под законы и простирающих хищную руку на грабеж отечества и своих сограждан». Писатель «имеет долг возвысить громкий глас свой против злоупотреблений и предрассудков, вредящих отечеству».

В письме Стародума от февраля 1788 года выдвигается требование: создать в России такое учреждение, где бы «честные люди», и прежде всего «люди с дарованием» — писатели, имели


1 «Русский архив», 1881, кн. 3, вып. 2, стр. 295.

XXXVIII

возможность «рассуждать о законах и податях и где (могли бы. — Г. М.) судить поведение министров, государственным рулем управляющих». Фонвизин последовательно добивался ограничения самодержавия Екатерины, требовал гласности, права общественных представителей судить законы, политику и все действия правительства. Раньше эти мысли высказывались в документах, подготавливаемых для будущего государя Павла. Ныне Фонвизин решил их высказать в печати, выдвинуть на всеобщее обсуждение, воодушевить ими русских писателей. Фонвизин отлично понимал, что ждать от Екатерины какого-либо изменения политики бесполезно. Вот почему, учитывая свой опыт борьбы с коронованным автором на страницах «Собеседника», он и решил журнал «Друг честных людей, или Стародум» превратить в «то место», где бы можно было уже сейчас рассуждать о законах и податях и судить поведение министров.

Для журнала Фонвизин подготовил сочинение — «Придворная грамматика», в котором зло и беспощадно судил двор, министров, любимцев государя. «Письмо надворного советника Взяткина его превосходительству» и «Ответ его превосходительства» — памфлеты на екатерининский суд. Наглый произвол, бесстыдное попирание законов, открытый грабеж казны и подданных процветают во всех судебных учреждениях, до самого «вышнего судьи», каким является живущий в Петербурге «его превосходительство», «слепым случаем произведенный в большой чин». В «Письме Тараса Скотинина родной сестре госпоже Простаковой» писатель вновь поднял тему крепостного права. Скотинин сообщает, что он «прилепился к нравоучению» и потому решил «нравы крепостных людей и крестьян» «исправлять березой». После смерти любимой свиньи Аксиньи Скотинин впал в отчаяние. Обезумевший в своем желании «несчастье над людьми выместить», он клялся сестре, что станет сечь крестьян «без пощады и жалости». Все сатирические произведения нового журнала, обличавшие помещиков и судейских чиновников, вельмож и государевых министров, являлись в то же время обвинением Екатерине, и прежде всего ей. Это при ее дворе торжествуют наглость, ложь, лицемерие. Это она приближает к себе любимцев, которые грабят отечество, и изгоняет «честных людей». Это благодаря ее покровительству орудуют в судах Взяткины, это она, «казанская помещица», является защитницей Простаковой и Скотинина, которые по-прежнему лютуют и

XXXIX

зверствуют в своих имениях, «сдирая три шкуры» со своих крепостных крестьян.

Такой журнал, конечно, не мог быть напечатан. Представленный в полицию, он был запрещен. Имя издателя было известно — это «сочинитель «Недоросля». После «Недоросля» и «Нескольких вопросов», напечатанных в «Собеседнике», после «Жизни Н. И. Панина» Екатерина решила покончить с деятельностью Фонвизина-писателя, запретив ему печататься. Но ненавистный Екатерине писатель не унимался и в  новом журнале отважно взял на себя миссию быть «стражем общего блага». Несомненно, что полиция получила указание не допускать более к печати новых сочинений Фонвизина. Оттого и был запрещен «Друг честных людей, или Стародум».

Последние годы жизни Фонвизина прошли в жестокой и трагической борьбе с императрицей. Он самоотверженно и изобретательно искал пути к читателю. Вот почему немедленно после запрещения журнала Фонвизин решает издать полное собрание своих сочинений, куда бы вошли все произведения, предназначавшиеся для «Друга честных людей». Но и собрание сочинений было в том же 1788 году запрещено. Тогда Фонвизин задумал издавать новый журнал, уже в Москве, и не один, а в содружестве с другими писателями. Журнал должен был называться «Московские сочинения». Фонвизин уже выработал его программу, но света не увидел и этот журнал. Екатерина к этому времени решила прекратить деятельность не только Фонвизина, но и просветителя Новикова, с 1779 года развернувшего свою деятельность в Москве. В 1789 году у Новикова была отнята типография Московского университета, которую он арендовал десять лет. Не исключена возможность, что «Московские сочинения» нельзя было печатать в Москве именно в результате начавшихся активных преследований правительством Новикова.

В это же время Радищев, закончив свои революционные произведения — оду «Вольность», «Житие Ф. В. Ушакова», «Путешествие из Петербурга в Москву», начинает, как и Фонвизин, искать типографию для издания. Поиски в Петербурге и Москве не привели ни к чему. Тогда он решает создать типографию у себя дома, купив печатный станок для этого. Книгу он печатал сам, с помощью своих друзей. В мае 1790 года в книжной лавке купца Зотова, расположенной в Гостином дворе, уже продавалось «Путешествие из Петербурга в Москву». А 30 июня

XL

того же года Радищева арестовали и посадили в Петропавловскую крепость. Екатерина открыто перешла к политике полной ликвидации деятельности русских просветителей.

Тогда же болезнь с новой силой обрушилась на Фонвизина. В течение 1791 года его четырежды поражал апоплексический удар. Тяжелобольной, затравленный Екатериной, лишенный возможности работать, Фонвизин испытывает временно приступ религиозного раскаяния. В таком состоянии он написал по случаю смерти Потемкина «Рассуждение о суетной жизни человеческой», в котором пытался объявить греховной всю свою прежнюю литературную деятельность. «Всем, знающим меня, известно, что я стражду сам от следствия удара апоплексического... Но господь... отвращал вознесшуюся на меня злобу смерти. Его святой воле угодно было лишить меня руки, ноги и части употребления языка... Всевидец, зная, что таланты мои могут быть более вредны, нежели полезны, отнял у меня самого способы изъясняться словесно и письменно».

В эту же пору, видимо, начато было последнее произведение — автобиографическая повесть «Чистосердечные признания в делах моих и помышлениях». Пример великого Руссо, написавшего свою автобиографию «Исповедь», вдохновлял его. Сохранившиеся отрывки «Чистосердечного признания» свидетельствуют, что когда большой писатель начинал подробно описывать дела своей юности, в нем вновь просыпался сатирик, который зло и беспощадно осмеивал нравы дворянского общества.

До самой смерти Фонвизин работал, жил деятельно, напряженно, в тесной связи с современными ему литераторами. В конце 80-х годов он устанавливает связь с молодым переводчиком и издателем Петром Богдановичем. Он договорился с ним об издании полного собрания своих сочинений. Несмотря на болезнь, писатель подготовил 5 томов этого собрания, включив вновь туда запрещенные статьи из «Друга честных людей». Это — лучшее свидетельство того, что Фонвизин ни в чем не раскаялся в конце своей жизни и по-прежнему желал своими сатирическими и политическими сочинениями бороться с Екатериной и служить своему отечеству. Когда это издание, почти доведенное до конца, было запрещено, Фонвизин, понимая, что дни его сочтены, передал все рукописи Петру Богдановичу для издания их в будущем.

XLI

И. И. Дмитриев сохранил в своих мемуарах рассказ о встрече с писателем в доме Державина 30 ноября 1792 года, за день до его смерти. «В шесть часов пополудни приехал Фонвизин. Увидя его в первый раз, я вздрогнул и почувствовал всю бедность и тщету человеческую. Он вступил в кабинет Державина, поддерживаемый двумя молодыми офицерами... Уже он не мог владеть одною рукою, равно и одна нога одеревенела: обе поражены были параличом; говорил с крайним усилием и каждое слово произносил голосом охриплым и диким, но большие глаза его быстро сверкали».

На этот вечер Фонвизин привез свою последнюю комедию «Гофмейстер» («Выбор гувернера»), которая была прочтена одним из сопровождавших его офицеров. Он спрашивал Дмитриева, как нравятся ему его сочинения, с похвалой отозвался о поэме Богдановича «Душенька», говорил остроумно и увлеченно, хотя тяжелая болезнь заставляла произносить слова медленно и с большим усилием. «Игривость ума не оставляла его и при болезненном состоянии тела. Несмотря на трудность рассказа, он заставлял нас не однажды смеяться». Рассказанные в этот вечер истории — об уездном почтмейстере, почитателе Ломоносова, который не читал ни одной оды поэта, о молодом драматурге, читавшем ему трагедию «в новом вкусе», в которой героиня, в отличие от старых драм, умирает «не добровольной или насильственной смертью», но «естественной», — исполнены живых наблюдений, по-фонвизински остры, сатирически злы и насмешливы.

То была последняя встреча Фонвизина с писателями. «Мы расстались с ним, — заключает рассказ И. И. Дмитриев, — в одиннадцать часов вечера, а наутро он уже был в гробе».1

* * *

Фонвизин стоит в начале того периода русской литературы, когда она оказалась способной увидеть и открыть поэзию действительности. Классицизм, сыграв свою историческую роль, уже исчерпал себя. Он утверждал, что «искусство есть подражание природе, но что природа должна являться в искусстве украшенною и облагороженною. Вследствие такого взгляда из


1 И. И. Дмитриев. Взгляд на мою жизнь, М., 1866, стр. 58—60.

XLII

искусства были изгнаны естественность и свобода, а следовательно, истина и жизнь, которые уступили место чудовищной искусственности, принужденности, лжи и мертвенности».1

В произведениях Фонвизина, драматических и прозаических, жизнь начала являться «как бы на позор, во всей наготе, во всем ужасающем безобразии и во всей ее торжествующей красоте».2

Поэзия реальности, поэзия действительности, новая эстетика «действительной живописи», приуготовлявшая реализм, вырастали из сатирического отношения к действительности. Для русского классицизма характерно развитие сатиры. То «сатирическое направление», которое началось в русской литературе с Кантемира, возникло в недрах классицизма. Фонвизин в юности был тесным образом связан с литературой классицизма, и многое в его комедиях еще строилось по законам нормативной поэтики. И вместо с тем новое, связанное с иным, отличным от классицизма, пониманием человека и его места в общественно-социальной жизни, отчетливо и ясно побеждало и брало верх в творчестве Фонвизина. Просветительские убеждения писателя определили обоснование новых эстетических норм. Как просветитель, он видел, что жестокость и эгоизм помещиков, преступность дворян-чиновников, продажность судей, цинизм, ложь, обман и предательство, господствующее при дворе открытое хищение государственной казны, торжество наглых фаворитов — все это есть следствие социально-политической системы ничем не ограниченного самовластия и жестокого рабства, порождающего паразитизм. И тогда Фонвизин-драматург начинал бичевать не общечеловеческие пороки — стяжательство, неблагодарность, жестокость и т.д., а изображал хорошо известных ему дворян-чиновников, помещиков, военных, придворных, показывая, что их пороки обусловлены их жизнью. Показ социальной и исторической обусловленности человеческого характера был первым важным открытием Фонвизина на пути к реализму.

Новые эстетические искания драматурга определили и сюжет «Недоросля». Не традиционная, условно литературная любовная интрига завязывает комедию, а большие социально-политические события общественной жизни России. Это отлично понял и приветствовал Гоголь. Говоря о «Недоросле» и «Горе от


1 В. Г. Белинский. Полное собрание сочинений, т. VI, стр. 298.

2 Там же, т. II, стр. 195.

XLIII

ума», то есть о комедиях, предшествовавших его «Ревизору», из которого окончательно изгнана любовная интрига, он писал: «Содержанье, взятое в интригу, не завязано плотно, ни мастерски развязано. Кажется, сами комики о нем не много заботились, видя сквозь него другое, высшее содержание и соображая с ним выходы и уходы лиц своих». Этот новаторский характер сюжета привел к созданию нового типа комедий: «их можно назвать, — продолжал Гоголь, — истинно общественными комедиями, а подобного выраженья, сколько мне кажется, не принимала еще комедия ни у одного из народов».

Поэтому такой новый сюжет помог вскрыть глубоко и проникновенно важнейшие стороны социально-политического бытия России, «раны и болезни нашего общества, тяжелые злоупотребления внутренние, которые беспощадной силой иронии выставлены в очевидности потрясающей».1

Только писатель-реалист, утверждал Белинский, знает, что герой искусства и литературы «есть человек, а не барин и еще менее мужик».2 Фонвизин не поднялся до подлинно революционного признания равенства людей, но значительно приблизился к этому пониманию. Для него невозможно, недопустимо и даже преступно угнетение человека человеком. Как истый просветитель, он утверждал, что крестьяне — подобные дворянам люди, что «вольность есть первый дар природы и что без нее народ мыслящий не может быть счастлив».

Писатель начисто разрывает с основами аристократически-дворянских воззрений на человека, с эстетикой классицизма. Для Сумарокова и его последователей нравственные качества людей определяются их социальной принадлежностью. В частности, благородство для них — черта, свойственная только дворянам. Фонвизин совершенно с иных, глубоко прогрессивных, истинно просветительских позиций подходит к оценке человека. Простаковы и Скотинин — с одной стороны, и Стародум с Правдиным, Милоном и Софьей — с другой, — социально равны; они дворяне, но между ними глубокая пропасть. Простаковы и Скотинин, в силу уклада своей жизни рабовладельцев, тиранства, паразитизма, помещичьего произвола, утратили все черты личности. По словам Гоголя, в их облике поражает именно это


1 Н. В. Гоголь. Полное собрание сочинений, т. VIII, Л. — М., АН СССР, 1952, стр. 400, 396.

2 В. Г. Белинский. Полное собрание сочинений, т. VI, стр. 306.

XLIV

отсутствие черт человеческих, полное торжество «огрубелого зверства». Отсюда утрата и национального характера. Комедия, по словам Гоголя, «выставила так страшно эту кору огрубенья, что в ней почти не узнаешь русского человека. Кто может узнать чего-нибудь русское в этом злобном существе, исполненном тиранства, какова Простакова, мучительница крестьян, мужа и всего, кроме своего сына?»1

Положительные герои раскрыты именно в своих человеческих, а не сословно-типических чертах. И Стародуму, и Правдину, и Милону, и Софье свойственно прежде всего чувство личного достоинства. Стародум и Милон — патриоты, сердце Стародума, Правдина уязвлено страданием несчастных крепостных. В речах Стародума и Милона (действие IV, явл. 6) утверждается важнейшая и принципиальная мысль: храбрость, мужество, понимание долга, патриотизм не есть добродетели, свойственные только дворянам. Милон заявляет о том, что воин должен отличаться храбростью и неустрашимостью, умением жертвовать жизнью «для пользы отечества». Стародум, испытывая Милона, задает ему кардинальный вопрос, ответ на который должен был решить, в каком лагере находится Милон. «Вы прямую неустрашимость полагаете в военачальнике. Свойственна ли же она и другим сословиям?» Милон с достоинством выдерживает экзамен: «Она — добродетель, следственно, нет состояния, которое ею не могло бы отличиться... И какая разница между бесстрашием солдата, который на приступе отваживает жизнь свою, наряду с прочими, и между неустрашимостью человека государственного, который говорит правду государю, отваживаясь его прогневать». Этот ответ Милона заставляет Стародума признать его человеком своего круга и открыть ему свой нравственный кодекс, с поразительной точностью выраженный в формуле: «Я друг честных людей». Воинствующий характер этого утверждения внесословной ценности личности несомненен.

Для Простаковой Цыфиркин — раб, слуга; для Стародума он — человек, отделенный от него своим социальным положением. На этом и строится эстетика Фонвизина. Простакова — изверг, потому что она помещица, тиранка. Солдат Цыфиркин — добрый человек, потому что он трудится и не угнетает других.


1 Н. В. Гоголь. Полное собрание сочинений, т. VIII, стр. 396.

XLV

При всей значительности художественных достижений Фонвизина в изображении положительных персонажей, его реализм исторически ограничен. Он помог, разрушая классицизм, оторваться от условных литературных штампов и послужил основанием для построения обобщенного типа передового деятеля. Он определил изображение человеческих черт и качеств в характерах, обусловленных общественными, социальными и историческими событиями русской жизни 70-х годов. Но Фонвизин еще не мог сделать своих положительных героев индивидуальными личностями. Каждый из них — Стародум, Правдин, Милон — не человек неповторимой индивидуальности, а представитель определенного типа, определенной категории людей. Стародум отличается от Правдина, а Правдин от Милона внешними чертами, фамилиями, биографией. Отсюда схематичность, риторичность образов положительных персонажей, вытекавшие из незрелости фонвизинского реализма.

Но все же, несмотря ни на что, характер Стародума — это удача, это крупный и исторически необходимый шаг вперед, без которого не мог бы появиться, например, образ Чацкого.

Те же черты фонвизинского реализма — его слабые и сильные стороны — проявились и в построении отрицательных персонажей. Та же правдивость и исторически-социальная конкретность — в образах Простакова, Митрофана, Скотинина. Та же обусловленность характеров их социальной практикой в образах помещиков-тиранов. И та же слабость в изображении индивидуального облика каждого из них.

Но в двух образах реализм Фонвизина одержал замечательную победу. Характеры Еремеевны и Простаковой не только социально и исторически верны, типичны, но индивидуально обусловлены. Еремеевна не только тип, представитель той категории крепостных, которые превратились в холопов, но и живая индивидуальность. Ее судьба — это одновременно судьба типичной для русской деревни дворовой женщины и индивидуальная горькая жизнь несчастной забитой мамки, у которой еще теплится где-то в тайниках души человеческое достоинство.

Простакова — натура деспотическая и одновременно трусливая, жадная и подлая, являя собой ярчайший тип русской помещицы, в то же время раскрыта и как индивидуальность: хитрая и жестокая сестра Скотинина, властолюбивая, расчетливая жена, тиранящая своего мужа, мать, любящая без ума своего Митрофанушку. И эта индивидуальная характеристика

XLVI

раскрывает нам с особой силой нравственное растление крепостников. Все великие человеческие, святые чувства и отношения у нее изуродованы, искажены, оболганы. Вот почему даже любовь к сыну — самая сильная страсть Простаковой — не оказывается способной облагородить ее чувства, ибо она проявляется в низменных, животных формах, ее материнская любовь лишена человеческой красоты и одухотворенности. А такое изображение помогало писателю с новой стороны обличить преступность рабства, растлевающего человеческую природу и крепостных и господ. Тем самым реализм Фонвизина поднялся еще на одну ступень. Показ того, как паразитическая жизнь извращает и обезображивает человеческую личность, именно личность, раскрытую писателем даже в своем изуродованном виде как неповторимую индивидуальность, — ведет нас прямо к гениальным обобщениям Гоголя, его «старосветским помещикам», к Ивану Ивановичу и Ивану Никифоровичу.

В 70—80-е годы XVIII столетия начнет бурно развиваться проза. Общественно-литературную жизнь будет определять журналистика. Просветители-прозаики — Новиков и Фонвизин, а затем Крылов — создадут в эти годы десятки резко обличительных сочинений. Они же определят главные темы сатиры, разработают различные жанры: очерк, повесть, письмо, путешествие, дневник, бытовую сценку, памфлет и т. д. В своих сочинениях они смело пошли на сближение языка литературы с разговорной речью широких разночинских слоев. Они отказываются от деления слов на высокие и низкие, благородные и подлые, характерного как для писателей-классиков, так и для новых писателей-сентименталистов, последователей школы Карамзина. Настойчиво добиваясь демократизации прозы, они широко включали в свои сочинения пословицы, поговорки и речения «низкого состояния людей», создавая по образу и подобию их новый, афористически четкий стиль повествования, отказываясь от старого латинизированного синтаксиса.

Яркий, глубоко оригинальный, «из перерусских русской», по определению Пушкина, талант Фонвизина с наибольшей силой проявился в языке. Фонвизин — блистательный мастер языка, великолепно чувствующий слово, создал беспримерную до него по сочности, свежести и смелости образную речь, проникнутую иронией и веселостью. Это мастерство сказалось и в комедии, и в прозаических сочинениях, и во многих письмах из Франции и Италии.

XLVII

Говоря о состоянии молодой русской прозаической литературы начала XIX века, Пушкин писал, что она еще принуждена «создавать обороты слов для изъяснения понятий самых обыкновенных». На этом пути совершенно необходимо было преодолевать влияние Карамзина и его школы, оставивших в наследие «манерность, робость и бледность». И борьбе за «нагую простоту» русской прозы огромную, до сих пор еще не оцененную роль играли и драматические, и прозаические произведения Фонвизина, и особенно письма из-за границы. Именно здесь с удивительной легкостью и мастерством Фонвизин создавал обороты слов для изъяснения понятий и самых обыкновенных и самых сложных. Просто и деловито, конкретно и ярко, истинно русским слогом писал Фонвизин о быте чужих народов, о «политических материях», об искусство и экономике, о русских дворянах за границей — их поведении, поступках, характерах, и о европейской философии, театральной жизни Парижа, и о дорогах, трактирах и народных гуляньях, о музеях, религиозных праздниках и театрализованной папской службе. Белинский справедливо называл эти письма «дельными», свидетельствуя, что Фонвизина «читать есть истинное наслаждение. В его лице русская литература как будто даже преждевременно сделала огромный шаг к сближению с действительностью: его сочинения — живая летопись той эпохи».1

Г. МАКОГОНЕНКО


1 В. Г. Белинский. Полное собрание сочинений, т. X, стр. 392.


Г.П. Макогоненко. Жизнь и творчество Д. И. Фонвизина // Фонвизин Д.И. Собрание сочинений в двух томах. М.; Л.: Гос. Изд-во Художественной Литературы, 1959. Т. 1, с. V—XLVIII.
© Электронная публикация — РВБ, 2005—2024. Версия 2.0 от 31 августа 2019 г.