ГЛАВА IV.
ПРОДОЛЖЕНІЕ ГОСУДАРСТВОВАНІЯ ІОАННОВА.

Г. 1480—1490.

Война съ Ливонскимъ Орденомъ. Литовскія Дѣла. Ханъ Крымскій опустошаетъ Кіевъ. Сыновья Ахматовы воюютъ съ Крымскимъ Ханомъ. Король Венгерскій Матѳей въ дружбѣ съ Іоанномъ. Бракъ сына Іоаннова съ Еленою, дочерью Стефана, Господаря Молдавскаго. Завоеваніе Твери. Присоединеніе Удѣла Верейскаго къ Москвѣ. Князья Ростовскіе, Ярославскіе лишены правъ Владѣтельныхъ. Происшествія Рязанскія. Покореніе Казани. Сношенія съ Ханомъ Крымскимъ. Посольство Муртозы, сына Ахматова, въ Москву. Посольство Ногайское. Покореніе Вятки. Завоеваніе земли Арской. Кончина Іоанна Младаго. Казнь врача. Соборъ на еретиковъ Жидовскихъ. Сверженіе Митрополита; избраніе новаго.

Г. 1480. Война съ Ливонскимъ Орденомъ. Въ сіе время Іоаннъ предпріялъ нанести ударъ Ливонскимъ Нѣмцамъ. Еще въ 1478 году, покоряя Новгородъ, Московская рать входила въ ихъ Нарвскіе предѣлы и возвратилась оттуда съ добычею (^[252]). Скоро послѣ того купцы Псковскіе были задержаны въ Ригѣ и въ Дерптѣ: у нѣкоторыхъ отняли товары, другихъ заключили въ темницу. Псковитяне сдѣлали тоже и съ купцами Дерптскими; но не хотѣли войны, и считая себя въ мирѣ съ Нѣмцами, удивились, когда Рыцари заняли Вышегородокъ. Сіе извѣстіе пришло во Псковъ ночью; ударили въ Вѣчевый колоколъ; граждане собралися, и на разсвѣтѣ выступили противъ непріятеля. Оставивъ Вышегородокъ, Нѣмцы явились подъ Гдовомъ. Съ помощію Великаго Князя, и съ его Воеводою, Княземъ Андреемъ Никитичемъ Ногтемъ, присланнымъ изъ Новагорода, Псковитяне заставили ихъ бѣжать, сожгли Костеръ на рѣкѣ Эмбахѣ, взяли тамъ нѣсколько пушекъ, осаждали Дерптъ и возвратились обремененные добычею. Сіе впаденіе Россіянъ въ Дерптскую землю описано самимъ Магистромъ Ливонскимъ, Бернгардомъ, въ донесеніи его къ Главѣ Прусскаго Ордена (^[253]): нѣтъ лютости, въ которой бы онъ не обвинялъ ихъ; убіеніе людей безоружныхъ было легчайшимъ изъ злодѣйствъ, ими будто бы совершенныхъ. Напомнимъ Читателю сказаніе Византійскихъ Историковъ о свирѣпости древнихъ Славянъ или повѣствованіе нашихъ Лѣтописцевъ о набѣгахъ Татарскихъ: Россіяне, по словамъ Бернгарда, едва ли не превзошли тогда сихъ варваровъ. Магистръ готовилъ месть: свѣдавъ, что Воевода

Г. 1480. Московскій, недовольный Псковитянами, ушелъ отъ нихъ съ своею дружиною, и что Іоаннъ занятъ войною съ Ахматомъ, Бернгардъ требовалъ помощи, людей и денегъ отъ Прусскаго Ордена; желая дѣйствовать всѣми силами, но боясь упустить время, приступилъ къ Изборску: не могъ взять его, и выжегъ только окрестности. Псковитяне, видя огонь и дымъ, жаловались на своего Князя, Василія Шуйскаго, что онъ пьетъ и грабитъ ихъ, а защитить не умѣетъ. Нѣмцы обратили въ пепелъ городокъ Кобылій, умертвивъ до четырехъ тысячъ жителей, и наконецъ (въ 1480 году, Августа 20) осадили Псковъ. Войско ихъ, какъ пишутъ, состояло изъ 100, 000 человѣкъ, большею частію крестьянъ, худо вооруженныхъ и совсѣмъ неспособныхъ къ ратнымъ дѣйствіямъ, такъ, что необозримый станъ его за рѣкою Великою походилъ на Цыганскій (^[254]): шумъ и безпорядокъ господствовали въ ономъ. Но Псковитяне ужаснулись. Многіе бѣжали, и самъ Князь Шуйскій уже садился на коня, чтобы слѣдовать примѣру малодушныхъ: граждане остановили его; дѣлали мирныя предложенія Магистру, съ обрядами священными носили вокругъ стѣнъ одежду своего незабвеннаго Героя Довмонта, и наконецъ исполнились мужества. Бернгардъ, имѣя 13 Дерптскихъ судовъ съ пушками, старался зажечь городъ. Нѣмцы пристали къ берегу: тутъ Россіяне, вооруженные сѣкирами, мечами, камнями, устремились въ бой, и смяли ихъ въ рѣку. Нѣмцы тонули, бросаясь на суда; а ночью, снявъ осаду, ушли (^[255]). «Мы тщетно предлагали Россіянамъ битву въ полѣ, » говоритъ Бернгардъ въ

Г. 1480. письмѣ къ начальнику Прусскаго Ордена: «рѣка Великая не допустила насъ до города (^[256])». Ожидая новаго нападенія, Псковитяне требовали защиты отъ братьевъ Іоанновыхъ, Андрея и Бориса, которые ѣхали тогда изъ Великихъ Лукъ въ Москву съ сильною дружиною; но сіи Князья отвѣтствовали, что имъ не время думать о Нѣмцахъ, и мимоѣздомъ ограбили нѣсколько деревень, за то, какъ сказано въ одной лѣтописи, что Псковитяне, опасаясь Іоаннова гнѣва, не хотѣли принять къ себѣ ихъ Княгинь, бывшихъ въ Литвѣ (^[257]).

Магистръ, испытавъ неудачу, распустилъ войско: сія оплошность дорого стоила бѣдной землѣ его. Свѣдавъ о непріятельскихъ дѣйствіяхъ Ордена, и не имѣя уже другихъ враговъ, Іоаннъ послалъ Воеводъ, Князей Ивана Булгака и Ярослава Оболенскаго, съ двадцатью тысячами на Ливонію, кромѣ особенныхъ полковъ Новогородскихъ, предводимыхъ Намѣстниками, Княземъ Василіемъ Ѳедоровичемъ и Бояриномъ Иваномъ Зиновьевичемъ. Псковъ былъ мѣстомъ соединенія Россійскихъ силъ, достаточныхъ для завоеванія всей Ливоніи; но умѣренный Іоаннъ не хотѣлъ онаго, имѣя въ виду иныя, существеннѣйшія пріобрѣтенія: желалъ единственно вселить ужасъ въ Нѣмцевъ и тѣмъ на-долго успокоить наши сѣверо-западные предѣлы. Г. 1481. Въ исходѣ Февраля, 1481 году, рать Великокняжеская, конница и пѣхота, вступила въ Орденскія владѣнія и раздѣлилась на три части: одна пошла къ Маріенбургу, другая къ Дерпту, третья къ Вальку (^[258]). Непріятель нигдѣ не смѣлъ явиться въ полѣ: Россіяне цѣлый мѣсяцъ дѣлали, что хотѣли въ землѣ его; жгли, грабили; взяли Феллинъ, Тарвастъ, множество людей, лошадей, колоколовъ, серебра, золота; захватили обозъ Магистра: едва и самъ Бернгардъ не попался имъ въ руки, бѣжавъ изъ Феллина за день до ихъ прихода. Нѣкоторые города откупались: Лѣтописецъ обвиняетъ корыстолюбіе Князей Булгака и Ярослава, тайно бравшихъ съ нихъ деньги (^[259]). Всѣхъ болѣе потерпѣли Священники: Москвитяне ругались надъ ними, сѣкли ихъ и жгли, какъ сказано въ бумагахъ Орденскихъ (^[260]): Дворянъ, купцевъ, земледѣльцевъ, женъ, дѣтей отправляли тысячами въ Россію и тяжелые обозы съ добычею. Весенняя распутица освободила наконецъ Ливонію: полки наши

возвратились во Псковъ; а Бернгардъ, оплакивая судьбу Ордена, винилъ во всемъ Великаго Магистра Прусскаго, не давшаго ему помощи; другіе же обвиняли Епископа Дерптскаго, который, имѣя свое особенное войско, не хотѣлъ дѣйствовать совокупно съ Рыцарями (^[261]). Но обстоятельства перемѣнились: Орденъ три вѣка боролся съ Новогородцами и Псковитянами, часто несогласными между собою: Единовластіе давало Россіи такую силу, что бытіе Ливоніи уже находилось въ опасности. — Г. 1482—1488. Въ 1483 году Послы Іоанновы заключили въ Нарвѣ перемиріе съ Нѣмцами на 20 лѣтъ (^[262]).

Литовскіе дѣла. Съ Литвою не было ни войны, ни мира. Іоаннъ предлагалъ миръ, но требовалъ нашихъ городовъ и земель, коими завладѣлъ Витовтъ; а Король требовалъ Великихъ Лукъ и даже Новагорода (^[263]). Съ обѣихъ сторонъ недоброжелательствовали другъ другу, стараясь вредить тайно и явно. Россія имѣла друзей въ Литвѣ между Князьями единовѣрными: трое изъ нихъ, Ольшанскій, Михаилъ Олельковичь и Ѳедоръ Бѣльскій, правнуки славнаго Ольгерда, будучи недовольны Казимиромъ, замыслили поддаться Іоанну съ ихъ Удѣлами въ землѣ Сѣверской (^[264]). Сіе намѣреніе открылось: Король велѣлъ схватить двухъ первыхъ; а Бѣльскій (въ 1482 году) ушелъ въ Москву, оставивъ въ Литвѣ юную супругу на другой день своей женитьбы. Такъ сказано о семъ происшествіи въ нашихъ лѣтописяхъ. Историкъ Польскій говоритъ слѣдующее: «Князья Сѣверскіе, пріѣхавъ въ Вильну, хотѣли видѣть Короля; но стражъ не позволилъ имъ войти во дворецъ, и дверью прихлопнулъ одному изъ нихъ ногу: Казимиръ осудилъ сего воина на смерть, однакожь не могъ укротить тѣмъ злобы Князей: считая себя несносно обиженными, и давно имѣя разныя досады на Правительство Литовское, къ нимъ неблагосклонное за иновѣріе, они поддалися Государю Московскому (^[265])». Іоаннъ, въ надеждѣ воспользоваться услугами Бѣльскаго, принялъ его съ отмѣнною милостію и далъ ему въ отчину городокъ Демонъ.

Казимиръ поставилъ 10, 000 ратниковъ въ Смоленскѣ (^[266]), однакожь не смѣлъ начать войны; ласково угостилъ въ Гроднѣ чпновниковъ Пскова и снисходительно удовлетворилъ всѣмъ ихъ требованіямъ въ спорныхъ дѣлахъ съ Литвою; между тѣмъ совѣтовалъ Ахматовымъ

Г. 1482—1488. сыновьямъ, Сеидъ-Ахмату и Муртозѣ, тревожить Россію, и старался отвлечь Хана Менгли-Гирея отъ нашего союза: въ чемъ едва было и не успѣлъ, подкупивъ Вельможу Крымскаго, Именека, который склонилъ Государя своего заключить (въ 1482 году) миръ съ Литвою. Но Іоаннъ разрушилъ сей замыслъ: Послы Великокняжескіе (^[267]), Юрій Шестакъ и Михайло Кутузовъ, сильными представленіями заставили Менгли-Гирея снова объявить себя непріятелемъ Казимировымъ, такъ, что онъ въ 1482 году, осенью, со многочисленными конными толпами явился на берегахъ Днѣпра, взялъ Кіевъ, плѣнилъ тамошняго Воеводу, Ивана Хотковича, опустошилъ городъ, сжегъ монастырь Печерскій и прислалъ къ Великому Князю Дискосъ и Потиръ Софійскаго храма, вылитые изъ золота (^[268]). Ханъ Крымскій опустошилъ Кіевъ. Сей случай оскорбилъ православныхъ Москвитянъ, которые видѣли съ сожалѣніемъ, что Россія насылаетъ варваровъ на единовѣрныхъ, жечь и грабить святыя церкви, древнѣйшіе памятники нашего Христіанства; но Великій Князь, думая единственно о выгодахъ государственныхъ, изъявилъ благодарность Хану (^[269]), убѣждая его и впредъ ревностно исполнять условія ихъ союза. «Я съ своей стороны» — приказывалъ къ нему Іоаннъ — «не упускаю ни единаго случая дѣлать тебѣ угодное: содержу твоихъ братьевъ въ Россіи, Нордоулата и Айдара, съ немалымъ убыткомъ для казны моей.» Великій Князь въ самомъ дѣлѣ поступалъ какъ истинный, усердный другъ Менгли-Гиреевъ. Взаимная ненависть Хановъ Крымской и Золотой Орды не прекратилась смертію Ахмата, не смотря на то, что Султанъ Турецкій, правомъ верховнаго Мусульманскаго Властителя, запретилъ имъ воевать между собою (^[270]). Сыновья Ахматовы воюютъ съ Крымскимъ Ханомъ. Скитаясь въ Донскихъ степяхъ съ особеннымъ своимъ Улусомъ, Царь Муртоза, при наступленіи жестокой зимы (въ 1485 году), искалъ убѣжища отъ голода въ окрестностяхъ Тавриды: Менгли-Гирей вооружился, плѣнилъ его, отослалъ въ Кафу и разбилъ еще Улусъ Князя Золотой Орды, Темира; но сей Князь въ слѣдующее лѣто, соединясь съ другимъ Ахматовымъ сыномъ (^[271]), нечаянно напалъ на Тавриду — когда жители и воины ея занимались хлѣбопашествомъ — едва не схватилъ самого Менгли-Гирея, освободилъ Муртозу и съ добычею удалился

Г. 1482—1488. въ степи. Великій Князь, свѣдавъ о томъ, немедленно отрядилъ войско на Улусы Ахматовыхъ сыновей и прислалъ къ Менгли-Гирею многихъ Крымскихъ плѣнниковь, вырученныхъ Россіянами (^[272]).

Король Венгерскій Матѳей въ дружбѣ съ Іоанномъ. Въ Венгріи царствовалъ Матѳей Корвинъ, сынъ славнаго Гуніада, знаменитый остроуміемъ и мужествомъ, будучи непріятелемъ Казимира, онъ искалъ дружбы Государя Московскаго, и въ 1482 году прислалъ къ нему чиновника, именемъ Яна (^[273]); а Великій Князь, принявъ его благосклонно, вмѣстѣ съ нимъ отправилъ къ Королю Дьяка Ѳедора Курицына, чтобы утвердить договоръ, заключенный въ Москвѣ между сими двумя Государствами, и размѣняться грамотами. Обѣ Державы условились вмѣстѣ воевать Королевство Польское въ удобное для того время. — Венгрія, бывъ некогда въ частыхъ сношеніяхъ съ южною Россіею, уже около двухъ сотъ лѣтъ какъ бы не существовала для нашей Исторіи: Іоаннъ возобновилъ сію древнюю связь, которая могла распространить славу его имени въ Европѣ и способствовать нашему гражданскому образованію. Великій Князь требовалъ отъ Матѳея, чтобы онъ доставилъ ему 1) художниковъ, умѣющихъ лить пушки и стрѣлять изъ оныхъ; 2) Размысловъ или Инженеровъ; 3) серебрениковъ для дѣланія большихъ и малыхъ сосудовъ; 4) зодчихъ для строенія церквей, палатъ и городовъ; 5) горныхъ мастеровъ, искусныхъ въ добываніи руды золотой и серебреной, также въ отдѣленіи металла отъ земли. «У насъ есть серебро и золото, » велѣлъ онъ сказать Королю: «но мы не умѣемъ чистить руды. Услужи намъ, и тебѣ услужимъ всѣмъ, что находится въ моемъ Государствѣ (^[274]).» — Дьякъ Курицынъ, возвращаясь въ Москву, былъ задержанъ Турками въ Бѣлѣгородѣ, но освобожденъ стараніемъ Короля и Менгли-Гирея. Новыя взаимныя Посольства, ласковыя письма и дары утверждали сію пріязнь. Іоаннъ (въ 1488 году) подарилъ Матѳею чернаго соболя съ коваными золотыми ноготками, обсаженными крупнымъ Новогородскимъ жемчугомъ (^[275]); въ знакъ особеннаго уваженія допускалъ къ себѣ Пословъ Венгерскихъ, изустно говорилъ съ ними, дозволялъ имъ садиться и самъ подавалъ кубокъ вина. Зная, что дружество Государей бываетъ основано на Политикѣ, онъ внимательно наблюдалъ Матѳееву и предписывалъ

Г. 1482—1488. своимъ Посламъ развѣдывать о всѣхъ его сношеніяхъ съ Турціею, Римскимъ Императоромъ, съ Богеміею и съ Казимиромъ.

Въ сіе время явилась новая знаменитая Держава въ сосѣдствѣ съ Литвою и сдѣлалась предметомъ Іоанновой Политики. Мы говорили о началѣ Молдавскаго Княжества (^[276]), управляемаго Воеводами, коихъ имена едва намъ извѣстны до самаго Стефана IV или Великаго, дерзнувшаго обнажить мечь на ужаснаго Магомета ІІ, и славными побѣдами, одержанными имъ надъ многочисленными Турецкими воинствами, вписавшаго имя свое въ Исторію рѣдкихъ Героевъ: мужественный въ опасностяхъ, твердый въ бѣдствіяхъ, скромный въ счастіи, приписывая его только Богу, покровителю добродѣтели, онъ былъ удивленіемъ Государей и народовъ, съ малыми средствами творя великое. Вѣра Греческая, сходство въ обычаяхъ, употребленіе одного языка въ церковномъ служеніи и въ дѣлахъ государственныхъ, необыкновенный умъ обоихъ Властителей, Россійскаго и Молдавскаго, согласіе ихъ выгодъ и правилъ служили естественною связію между ими. Стефанъ, кромѣ Турковъ, опасался честолюбиваго Казимира и Менгли-Гирея: первый хотѣлъ, чтобы Молдавія зависѣла отъ Королевства Польскаго; вторый, будучи присяжникомъ Султана, угрожалъ ей нападеніемъ. Іоаннъ могъ содѣйствовать ея независимости и безопасности, обуздывая Короля страхомъ войны, а Менгли-Гирея дружественными представленіями, съ условіемъ, чтобы и Стефанъ, въ случаѣ нужды, помогалъ Россіи усердно. Сей Воевода и Господарь — такъ называетъ онъ себя въ своихъ грамотахъ (^[277]) — противуборствуя насиліямъ Султановъ, утѣснителей Греціи, имѣлъ еще особенное право на дружество зятя Палеологовъ, который принялъ гербъ ихъ и съ нимъ обязательство быть врагомъ Магометовыхъ наслѣдниковъ.

Бракъ сына Іоаннова съ Еленою, дочерью Стефана, Господаря Молдавскаго. Такимъ образомъ расположенные къ искреннему союзу, Іоаннъ и Стефанъ утвердили оный семейственнымъ: вторый предложилъ выдать дочь свою, Елену, за старшаго сына Іоаннова, избравъ въ посредницы мать Великаго Князя (^[278]). Бояринъ Михайло Плещеевъ съ знатною дружиною въ 1482 году отправился за невѣстою въ Молдавію, гдѣ и совершилось обрученіе. Стефанъ отпустилъ

Г. 1482—1488. дочь въ Россію съ своими Боярами: Ланкомъ, Синкомъ, Герасимомъ и съ женами ихъ. Она ѣхала черезъ Литву: Казимиръ не только далъ ей свободный путь, но и прислалъ дары въ знакъ учтивости (^[279]). Прибывъ въ Москву послѣ Филиппова заговѣнья, Елена жила въ Вознесенскомъ монастырѣ у матери Великаго Князя, и до свадьбы имѣла время познакомиться съ женихомъ. Ихъ обвѣнчали въ самый праздникъ Крещенія (^[280]). Увидимъ, что Судьба не благословила сего союза.

Хитрою внѣшнею Политикою утверждая безопасность Государства, Іоаннъ возвеличилъ его внутри новымъ успѣхомъ Единовластія. Онъ уже покорилъ Новгородъ, взялъ Двинскую землю, завоевалъ Пермь отдаленную; но въ осмидесяти верстахъ отъ Москвы видѣлъ Россійское особенное Княжество, Державу равнаго себѣ Государя, по крайней мѣрѣ именемъ и правами. Завоеваніе Твери. Со всѣхъ сторонъ окруженная Московскими владѣніями, Тверь еще возвышала независимую главу свою, какъ малый островъ среди моря, ежечасно угрожаемый потопленіемъ. Князь Михаилъ Борисовичь, шуринъ Іоанновъ, зналъ опасность и не вѣрилъ ни свойству, ни грамотамъ договорным, коими сей Государь утвердилъ его независимость: надлежало по первому слову смиренно оставить тронъ или защитить себя иноземнымъ союзомъ. Одна Литва могла служить ему опорою, хотя и весьма слабою, какъ то свидѣтельствовалъ жребій Новагорода; но личная ненависть Казимирова къ Великому Князю, примѣръ бывшихъ Тверскихъ Владѣтелей, искони друзей Литвы, и легковѣріе надежды, вселяемое страхомъ въ малодушныхъ, обратили Михаила къ Королю: будучи вдовцемъ (^[281]), онъ вздумалъ жениться на его внукѣ (^[282]), и вступилъ съ нимъ въ тѣсную связь. Дотолѣ Іоаннъ, въ нужныхъ случаяхъ располагая Тверскимъ войскомъ, оставлялъ шурина въ покоѣ: узнавъ же о семъ тайномъ союзѣ, и, какъ вѣроятно, обрадованный справедливымъ поводомъ къ разрыву, немедленно объявилъ Михаилу войну (въ 1485 году). Сей Князь, затрепетавъ, спѣшилъ умилостивить Іоанна жертвами: отказался отъ имени равнаго ему брата, призналъ себя младшимъ, уступилъ Москвѣ нѣкоторыя земли, обязался всюду ходить съ нимъ на войну (^[283]). Тверскій Епископъ былъ посредникомъ, и Великій Князь,

Г. 1482—1488. желая обыкновенно казаться умѣреннымъ, долготерпѣливымъ, отсрочилъ гибель сей Державы. Въ мирной договорной грамотѣ, тогда написанной, сказано, что Михаилъ разрываетъ союзъ съ Королемъ и безъ вѣдома Іоаннова не долженъ имѣть съ нимъ никакихъ сношеній, ни съ сыновьями Шемяки, Князя Можайскаго, Боровскаго, ни съ другими Россійскими бѣглецами; что онъ клянется за себя и за дѣтей своихъ вовѣки не поддаваться Литвѣ; что Великій Князь обѣщаетъ не вступаться въ Тверь и проч. (^[284]). Но сей договоръ былъ послѣднимъ дѣйствіемъ Тверской независимости: Іоаннъ въ умѣ своемъ рѣшилъ ея судьбу, какъ прежде Новогородскую; началъ тѣснить землю и подданныхъ Михаиловыхъ: если они чѣмъ нибудь досаждали Москвитянамъ, то онъ грозилъ и требовалъ ихъ казни; а если Москвитяне отнимали у нихъ собственность, и дѣлали имъ самыя несносныя обиды, то не было ни суда, ни управы. Михаилъ писалъ и жаловался: его не слушали. Тверитяне, видя, что уже не имѣютъ защитника въ своемъ Государѣ, искали его въ Московскомъ: Князья Микулинскій и Дорогобужскій вступили въ службу Великаго Князя, который далъ первому въ помѣстье Дмитровъ, а второму Ярославль. Въ слѣдъ за ними пріѣхали и многіе Бояре Тверскіе (^[285]). Что оставалось Михаилу? готовить себѣ убѣжище въ Литвѣ. Онъ послалъ туда вѣрнаго человѣка: его задержали, и представили Іоанну письмо Михаилово къ Королю, достаточное свидѣтельство измѣны и вѣроломства: ибо Князь Тверскій обѣщалъ не сноситься съ Литвою, а въ семъ письмѣ еще возбуждалъ Казимира противъ Іоанна. Несчастный Михаилъ отправилъ въ Москву Епископа и Князя Холмскаго съ извиненіями: ихъ не приняли. Іоаннъ велѣлъ Намѣстнику Новогородскому, Боярину Якову Захарьевичу, итти со всѣми силами ко Твери, а самъ, провождаемый сыномъ и братьями, выступилъ изъ Москвы 21 Августа со многочисленнымъ войскомъ и съ огнестрѣльнымъ снарядомъ (ввѣреннымъ искусному Аристотелю); Сентября 8 осадилъ Михаилову столицу и зажегъ предмѣстіе. Чрезъ два дни явились къ нему всѣ тайные его доброжелатели Тверскіе, Князья и Бояре, оставивъ Государя своего въ несчастіи. Михаилъ видѣлъ необходимость или спасаться

Г. 1482—1488. бѣгствомъ или отдаться въ руки Іоанну; рѣшился на первое, и ночью ушелъ въ Литву. Тогда Епископъ, Князь Михаилъ Холмскій съ другими Князьями, Боярами и земскими людьми, сохранивъ до конца вѣрность къ ихъ законному Властителю, отворили городъ Іоанну, вышли и поклонились ему какъ общему Монарху Россіи. Великій Князь послалъ Бояръ своихъ и Дьяковъ взять присягу съ жителей: запретилъ воинамъ грабить; 15 Сентября въѣхалъ въ Тверь, слушалъ Литургію въ храмѣ Преображенія, и торжественно объявилъ, что даруетъ сіе Княжество сыну, Іоанну Іоанновичу; оставилъ его тамъ, и возвратился въ Москву. Чрезъ нѣкоторое время онъ послалъ Бояръ своихъ въ Тверь, въ Старицу, Зубцовъ, Опоки, Клинъ, Холмъ, Новогородокъ, описать всѣ тамошнія земли и раздѣлить ихъ на сохи для платежа казенныхъ податей (^[286]).

Столь легко исчезло бытіе Тверской знаменитой Державы, которая отъ временъ Святаго Михаила Ярославича именовалась Великимъ Княженіемъ и долго спорила съ Москвою о первенствѣ. Ея народъ, уступая другимъ Россіянамъ въ промышлености, славился мужествомъ и вѣрностію къ Государямъ. Князья Тверскіе имѣли до 40, 000 коннаго войска; но будучи врагами Московскихъ, не хотѣли участвовать въ великомъ подвигѣ нашего освобожденія и тѣмъ лишились права на общее сожалѣніе въ ихъ бѣдствіи. Михаилъ Борисовичь кончилъ дни свои изгнанникомъ въ Литвѣ, не оставивъ сыновей.

Іоаннъ извѣстилъ Матѳея, Короля Венгерскаго, о покореніи Твери, и велѣлъ сказать ему: «Я уже началъ воевать съ Казимиромъ, ибо Князь Тверскій его союзникъ. Намѣстники мои заняли разныя мѣста въ Литовскихъ предѣлахъ, и Ханъ Менгли-Гирей, исполняя мою волю, огнемъ и мечемъ опустошаетъ Казимировы владѣнія. И такъ помогай мнѣ, какъ мы условились (^[287])». Но Матѳей, отнявъ тогда у Императора знатную часть Австріи и Вѣну, хотѣлъ отдохновенія въ старости. «Душевно радуюсь» — писалъ онъ къ Великому Князю — «успѣхамъ твоего Единовластія въ Россіи. Я готовъ исполнить договоръ и вступить въ землю общаго врага нашего, когда узнаю, что ты всѣми силами противъ него дѣйствуешь. Ожидаю сей вѣсти.» Между тѣмъ, возбуждая

Г. 1482—1488. другъ друга къ войнѣ Польской, они не начинали ее и занимались иными дѣлами.

Присоединеніе Верейскаго Удѣла къ Москвѣ. Князья Ростовскіе, Ярославаскіе лишены правъ владѣтельныхъ. Взявъ Тверь мечемъ, Іоаннъ грамотою присвоилъ себѣ Удѣлъ Верейскій. Единственный сынъ и наслѣдникъ Князя Михаила Андреевича, Василій, женатый на Гречанкѣ Маріи, Софіиной племянницѣ, долженъ былъ еще при жизни родителя выѣхать изъ отечества, бывъ виною раздора въ семействѣ Великокняжескомъ, какъ сказываетъ Лѣтописецъ (^[288]). Іоаннъ, въ концѣ 1483 года обрадованный рожденіемъ внука, именемъ Димитрія (^[289]), хотѣлъ подарить невѣсткѣ, Еленѣ, драгоцѣнное узорочье первой Княгини своей; узнавъ же, что Софія отдала его Маріи или мужу ея, Василію Михайловичу Верейскому, такъ разгнѣвался, что велѣлъ отнять у него все женнино приданное и грозилъ ему темницею. Василій въ досадѣ и страхѣ бѣжалъ съ супругою въ Литву; а Великій Князь, объявивъ его навѣки лишеннымъ отцовскаго наслѣдія, клятвенною грамотою обязалъ Михаила Андреевича не имѣть никакого сообщенія съ сыномъ измѣнникомъ, и города Ярославецъ, Бѣлоозеро, Верею по кончинѣ своей уступить ему, Государю Московскому, въ потомственное владѣніе (^[290]). Михаилъ Андреевичь умеръ весною въ 1485 году (^[291]), сдѣлавъ Великаго Князя наслѣдникомъ и душеприкащикомъ, не смѣвъ въ духовной ничего отказать сыну въ знакъ благословенія, ни иконы, ни креста, и моля единственно о томъ, чтобы Государь не пересуживалъ его судовъ (^[292]).

Присоединяя Удѣлы къ Великому Княженію, Іоаннъ искоренялъ и всѣ остатки сей несчастной для Государства системы. Ярославль уже давно зависѣлъ отъ Москвы, но его Князья еще имѣли особенныя наслѣдственныя права, несогласныя съ Единовластіемъ: они добровольно уступили ихъ Государю. Половина Ростова еще называлась отчиною тамошнихъ Князей, Владиміра Андреевича, Ивана Ивановича, дѣтей ихъ и племянниковъ: они продали ее Великому Князю (^[293]). — Симъ возстановилась цѣлость сѣверной Россійской Державы, какъ была оная при Андреѣ Боголюбскомъ или Всеволодѣ III. Усиленное сверхъ того подданствомъ Новагорода и всѣхъ его обширныхъ владѣній, также Удѣловъ Муромскаго и нѣкоторыхъ Черниговскихъ, Великое Княженіе Московское

Г. 1482—1488. Происшествія Рязанскія. было уже достойно имени Государства. — Но Рязань еще сохраняла видъ Державы особенной: любя сестру свою, Княгиню Анну, Іоаннъ позволялъ супругу и сыновьямъ ея господствовать тамъ независимо. Зять его, Василій Ивановичь, преставился въ 1483 году, отказавъ большему сыну, Ивану, Великое Княженіе Рязанское, съ городами Переславлемъ, Ростиславлемъ и Пронскимъ, а Ѳеодору меньшему Перевитескъ и Старую Рязань съ третію доходовъ Переславскихъ. Сіи два брата жили мирно, слушаясь родительницы, которая брала себѣ четвертую часть изъ всѣхъ казенныхъ пошлинъ, и въ 1486 году заключили между собою договоръ (^[294]), чтобы одному наслѣдовать послѣ другаго, если не будетъ у нихъ дѣтей, и чтобы никакимъ образомъ не отдавать своего Княжества въ иной родъ. Они боялись, кажется, чтобъ Государь Московскій не объявилъ себя ихъ наслѣдникомъ.

Новый блестящій успѣхъ прославилъ оружіе Іоанново. Еще въ 1478 году Царь Казанскій, нарушивъ клятвенные обѣты, воевалъ зимою область Вятскую, приступалъ къ ея городамъ, опустошилъ села и вывелъ оттуда многихъ плѣнниковъ, будучи обманутъ ложною вѣстію, что Іоаннъ разбитъ Новогородцами и самъ-четвертъ ушелъ раненный въ Москву (^[295]). Великій Князь отмстилъ ему весною: Устюжане и Вятчане выжгли селенія въ окрестностяхъ Камы; а Воевода Московскій, Василій Образецъ, на берегахъ Волги: онъ доходилъ изъ Нижняго до самой Казани и приступилъ къ городу; но страшная буря заставила его удалиться. Царь Ибрагимъ просилъ мира, заключилъ его и скоро умеръ (^[296]), оставивъ многихъ дѣтей отъ разныхъ женъ. Казань сдѣлалась театромъ несогласія и мятежа чиновниковъ: одни хотѣли имѣть Царемъ Магметъ-Аминя, меньшаго Ибрагимова сына, коего мать, именемъ Нурсалтанъ, дочь Темирова, сочеталась вторымъ бракомъ съ Ханомъ Таврическимъ, Менгли-Гиреемъ (^[297]); другіе держали сторону Алегама, старшаго сына, и съ помощію Ногаевъ возвели его на престолъ, къ неудовольстію Іоанна, который доброжелательствовалъ пасынку своего друга, Менгли-Гирея, зналъ ненависть Алегамову къ Россіи, и сверхъ того опасался тѣснаго союза Казани съ Ногаями. Юный Магметъ-Аминь пріѣхалъ въ Москву (^[298]): Великій

Князь далъ ему въ помѣстье Коширу и наблюдалъ всѣ движенія Алегамовы. Воеводы Московскіе стояли на границахъ; вступали иногда и въ Казанскую землю (^[299]). Царь мирился; нелюбимый подданными, обѣщалъ быть намъ другомъ, обманывалъ и злодѣйствовалъ (^[300]). Наконецъ Іоаннъ, видя непримиримую его злобу, въ Апрѣлѣ 1487 года послалъ Магметъ-Аминя и славнаго Даніила Холмскаго съ сильною ратію къ Казани. Г. 1487. Маія 18 Холмскій осадилъ ее: Іюля 9 взялъ городъ и Царя. Сію радостную вѣсть привезъ въ Москву Князь Ѳедоръ Ряполовскій (^[301]): Іоаннъ велѣлъ пѣть молебны, звонить въ колокола, и съ умиленіемъ благодарилъ Небо, что Оно предало ему въ руки Мамутеково Царство, гдѣ отецъ его, Василій Темный, лилъ слезы въ неволѣ. Но мысль, совершенно овладѣть симъ древнимъ Болгарскимъ Царствомъ и присоединить оное къ Россіи, еще не представлялась ему или казалась неблагоразумною: народъ Вѣры Магометовой, духа ратнаго, безпокойнаго, не легко могъ быть обузданъ властію Государя Христіанскаго, и мы еще не имѣли всегдашняго, непремѣннаго войска, коему надлежало бы хранить страну завоеванную, обширную и многолюдную. Іоаннъ только назвался Государемъ Болгаріи (^[302]), но далъ ей собственнаго Царя: Холмскій его именемъ возвелъ Магметъ-Аминя на престолъ, казнилъ нѣкоторыхъ знатныхъ Улановъ или Князей, и прислалъ Алегама въ Москву, гдѣ народъ едва вѣрилъ глазамъ своимъ, видя Царя Татарскаго плѣнникомъ въ нашей столицѣ. Алегамъ съ двумя женами былъ сосланъ въ Вологду; а мать, братья и сестры его въ Карголомъ на Бѣлѣозерѣ.

Сношенія съ Ханомъ Крымскимъ. Іоаннъ немедленно увѣдомилъ о семъ счастливомъ происшествіи Менгли-Гирея, и въ особенности Царицу Нурсалтанъ, умную, честолюбивую, желая, чтобы она, изъ благодарности за ея сына, имъ возвеличеннаго, способствовала твердости союза между Россіею и Крымомъ (^[303]). Сія искренняя, взаимная пріязнь не измѣнялась. Великій Князь увѣдомлялъ Менгли-Гирея о замыслахъ Хановъ Ординскихъ, о частыхъ ихъ сношеніяхъ съ Казимиромъ; и свѣдавъ, что они двинулись къ Тавридѣ, отрядилъ Козаковъ съ Нордоулатомъ, бывшимъ Царемъ Крымскимъ, на Улусы Золотой Орды; велѣлъ и Магмедъ-Аминю тревожить ее нападеніями (^[304]); совѣтовалъ

Г. 1487. также Менгли-Гирею возбудить Ногаевъ противъ сыновей Ахматовыхъ. Сообщеніе между Тавридою и Россіею подвергалось крайнимъ затрудненіямъ, ибо Волжскіе Татары хватали въ степяхъ, кого встрѣчали, на берегахъ Оскола и Мерли: для того Іоаннъ предлагалъ Хану уставить новый путь черезъ Азовъ съ условіемъ, чтобы Турки освобождали Россіянъ отъ всякой пошлины. Сія безопасность пути нужна была не только для государственныхъ сношеній и купцевъ, но и для иноземныхъ художниковъ, вызываемыхъ Великимъ Княземъ изъ Италіи и ѣздившихъ въ Москву черезъ Кафу. Кромѣ обыкновенныхъ гонцевъ, отправлялись въ Тавриду и знаменитые Послы: въ 1486 году Семенъ Борисовичь, въ 1487 Бояринъ Дмитрій Васильевичь Шеинъ (^[305]), съ ласковыми грамотами и дарами, весьма умѣренными; на примѣръ, въ 1486 году Іоаннъ послалъ Царю три шубы — рысью, кунью и бѣличью — три соболя и корабельникъ, женѣ его и брату, Калгѣ Ямгурчею, по корабельнику, а дѣтямъ по червонцу. За то и самъ хотѣлъ даровъ: узнавъ, что Царица Нурсалтанъ достала славную Тохтамышеву жемчужину (которую, можетъ быть, сей Ханъ похитилъ въ Москвѣ при Димитріи Донскомъ) онъ неотступно требовалъ ее въ письмахъ и наконецъ получилъ отъ Царицы. — Какъ истинный другъ Менгли-Гирея, Іоаннъ способствовалъ его союзу съ Королемъ Венгерскимъ, и не далъ ему сдѣлать важной политической ошибки. Сей случай достопамятенъ, показывал умъ Великаго Князя и простосердечіе Хана. Братья Менгли-Гиреевы, Айдаръ и Нордоулатъ, добровольно пріѣхавъ въ Россію, уже не имѣли свободы выѣхать оттуда. Посольство Муртозы, сына Ахматова, въ Москву. Ханъ Золотой Орды, Муртоза, желалъ переманить Нордоулата къ себѣ и (въ 1487 году) прислалъ своего чиновника въ Москву съ письмами къ нему и къ Великому Князю, говоря первому: «Братъ и другъ мой, сердцемъ праведный, величествомъ знаменитый, опора Бесерменскаго Царства! ты вѣдаешь, что мы дѣти единаго отца; предки наши, омраченные властолюбіемъ, возстали другъ на друга: не мало было зла и кровопролитія; но раздоры утихли: слѣды крови омылися млекомъ и пламень вражды погасъ отъ воды любовной. Братъ твой, Менгли-Гирей, снова возбудилъ междоусобіе: за что Господь наказалъ его столь многими

Г. 1487. бѣдствіями. Ты, краса отечества, живешь среди невѣрныхъ: сего мы не можемъ видѣть спокойно, и шлемъ твоему Величеству тяжелый поклонъ съ легкимъ даромъ чрезъ слугу, Шихъ-Баглула: открой ему тайныя свои мысли. Хочешь ли оставить страну злочестія? Мы пишемъ о томъ къ Ивану. Гдѣ ни будешь, будь здравъ и люби наше братство (^[306]).» Письмо къ Великому Князю содержало въ себѣ слѣдующее: «Муртозино слово Ивану. Знай, что Царь Нордоулатъ всегда любилъ меня: отпусти его, да возведу на Царство, свергнувъ моего злодѣя, Менгли-Гирея. Удержи въ залогъ жену и дѣтей Нордоулатовыхъ: когда онъ сядетъ на престолъ, тогда возметъ ихъ у тебя добромъ и любовію.» Великій Князь посмѣялся надъ гордостію Муртозы; задержавъ его Посла, извѣстилъ о томъ Менгли-Гирея, и прибавилъ, что Король Польскій тайно зоветъ къ себѣ другаго брата Ханскаго, Айдара. Но Менгли-Гирей, не весьма прозорливый, скучая множествомъ заботъ, самъ желалъ уступить Нордоулату половину трона, чтобы онъ, вмѣстѣ съ нимъ царствуя, своимъ умомъ и мужествомъ облегчилъ ему тягость власти. «Отправь его ко мнѣ, » писалъ Менгли-Гирей къ Іоанну: «мы забудемъ прошедшее. Айдара же не боюсь: пусть идетъ, куда хочетъ.» Великій Князь отвѣтствовалъ, что не можетъ исполнить требованія столь неблагоразумнаго; что властолюбіе не знаетъ ни братства, ни благодарности; что Нордоулатъ, бывъ самъ Царемъ въ Тавридѣ, не удовольствуется частію власти, имѣя дарованія и многихъ единомышленниковъ; что долгъ пріязни есть остерегать пріятеля, и не соглашаться на то, что ему вредно (^[307]). Сіи представленія образумили и, можетъ быть, спасли Менгли-Гирея.

Посольство Ногайское. Несчастная судьба Алегама оскорбила Шибанскихъ и Ногайскихъ Владѣтелей, связанныхъ съ нимъ родствомъ: Царь Ивакъ, Мурзы Алачъ, Муса, Ямгурчей и жена его, прислали въ Москву грамоты, убѣждая въ нихъ Іоанна освободить сего плѣнника. Г. 1489. Ивакъ писалъ къ Великому Князю: «Ты мнѣ братъ: я Государь Бесерменскій, а ты Христіанскій. Хочешь ли быть въ любви со мною? отпусти моего брата, Алегама. Какая тебѣ польза держать его въ неволѣ? Вспомни, что ты, заключая съ нимъ договоры, обѣщалъ ему доброжелательство

Г. 1489. и пріязнь.» Мурзы изъявляли въ своихъ письмахъ болѣе смиренія, говоря, что они шлютъ Великому Князю тяжелые поклоны съ легкимъ даромъ, и ждутъ отъ него милости; что отцы ихъ жили всегда въ любви съ Государями Московскими; что обстоятельства удаляли Юртъ Иваковъ отъ предѣловъ Россіи, но что сей Царь, побѣдивъ недруговъ, снова къ ней приближился и хочетъ Іоанновой дружбы. Послы Ногайскіе желали еще, чтобы купцы ихъ могли свободно пріѣзжать къ намъ и торговать вездѣ безъ пошлинъ. Государь велѣлъ объявить имъ слѣдующій отвѣтъ: «Алегама, обманщика и клятвопреступника, мною сверженнаго, не отпускаю; а другомъ вашимъ быть соглашаюсь, если Царь Ивакъ казнить разбойниковъ, людей Алегамовыхъ, которые у него живутъ и грабятъ землю мою и сына моего, Магмедъ-Аминя: если возвратитъ все похищенное ими и не будетъ впредь терпѣть подобныхъ злодѣйствъ.» Въ ожиданіи сего требуемаго удовлетворенія Іоаннъ задержалъ въ Москвѣ одного изъ Пословъ, отпустилъ другихъ, и велѣлъ, чтобы Ногайцы ѣздили въ Россію всегда чрезъ Казань и Нижній, а не Мордовскою землею, какъ они пріѣхали (^[308]). Сіи сношенія продолжались и въ слѣдующіе годы, представляя мало достопамятнаго для Исторіи. Видимъ только, что Орда Ногайская, кочуя на берегахъ Яика и близъ Тюменя, имѣла разныхъ Царей и сильныхъ Мурзъ или Князей Владѣтельныхъ; называясь ихъ другомъ, Іоаннъ говорилъ съ ними языкомъ повелителя; дозволилъ Князю Мусѣ, внуку Эдигееву и племяннику Темирову, выдать дочь свою за Магмедъ-Аминя, но не велѣлъ послѣднему выдавать сестры за сына Мурзы Ногайскаго, Ямгурчея, коего люди, вмѣстѣ съ жителями Астраханскими, грабили нашихъ рыболововъ на Волгѣ (^[309]); не смотря на всѣ убѣдительныя прозьбы Ногайскихъ Владѣтелей, держалъ Алегама въ неволѣ, отвѣтствуя: «изъ уваженія къ вамъ даю ему всякую льготу;» посылалъ къ нимъ гонцевъ и дары, Ипрскія сукна, кречетовъ, рыбьи зубы, не забывая и женъ ихъ, которыя въ своихъ припискахъ именовались его сестрами; но, строго наблюдая пристойность въ Дворскихъ обрядахъ и различая Пословъ, Великій Князь изъяснялся съ Ногайскими единственно черезъ второстепенныхъ сановниковъ,

Г. 1489. Казначеевъ и Дьяковъ. Главною цѣлію Іоанновой Политики въ разсужденіи сего кочеваго народа было возбуждать его противъ Ахматовыхъ сыновей и не допускать до впаденія въ землю Казанскую, гдѣ Магмедъ-Аминь царствовалъ какъ присяжникъ и данникъ Россіи: ибо въ тогдашнихъ бумагахъ находимъ жалобу Магмедъ-Аминя на чиновника Московскаго, Ѳедора Киселева, который сверхъ обыкновенныхъ пошлинъ взялъ у жителей Цывильской области нѣсколько кадокъ меда, лошадей, куницъ, бобровъ, лисьихъ шкуръ и проч. (^[310]).

Покореніе Вятки. Подчинивъ себѣ Казань, Государь утвердилъ власть свою надъ Вяткою. Въ то время, когда Холмскій дѣйствовалъ противъ Алегама, безпокойный ея народъ, не менѣе своихъ братьевъ, Новогородцевъ, привязанный къ древнимъ уставамъ вольности, изъявилъ непослушаніе, и выгналъ Намѣстника Великокняжескаго. Не смотря на многочисленность войска, бывшаго въ Казанскомъ походѣ, Іоаннъ имѣлъ еще иное въ готовности, и послалъ Воеводу, Юрія Шестака-Кутузова, смирить мятежниковъ; но Вятчане умѣли обольстить Кутузова: принявъ ихъ оправданіе, онъ возвратился съ миромъ (^[311]). Великій Князь назначилъ другихъ Полководцевъ, Князя Даніила Щеню и Григорья Морозова, которые съ 60, 000 воиновъ приступили къ Хлынову. Жители обѣщались повиноваться, платить дань и служить службы Великому Князю, но не хотѣли выдать главныхъ виновниковъ бунта: Аникіева, Лазарева и Богодайщикова. Воеводы грозили огнемъ: велѣли окружить городъ плетнями, а плетни берестомъ и смолою. Оставалось нѣсколько минутъ на размышленіе: Вятчане представили Аникіева съ товарищами, коихъ немедленно послали окованныхъ къ Государю. Народъ присягнулъ въ вѣрности. Ему дали новый уставъ гражданскій, согласный съ Самодержавіемъ, и вывели оттуда всѣхъ нарочитыхъ земскихъ людей, гражданъ, купцевъ съ женами и дѣтьми въ Москву (^[312]). Іоаннъ поселилъ земскихъ людей въ Боровскѣ и въ Кременцѣ, купцевъ въ Дмитровѣ, а трехъ виновнѣйшихъ мятежниковъ казнилъ: чѣмъ и пресѣклось бытіе сей достопамятной народной Державы, основанной выходцами Новогородскими въ исходѣ втораго надесять вѣка (^[313]), среди пустынь и лѣсовъ, гдѣ

Г. 1489. въ тишинѣ и неизвѣстности обитали Вотяки съ Черемисами. Долго Исторія молчала о Вяткѣ: малочисленный ея народъ, управляемый законами Демократіи, строилъ жилища и крѣпости, пахалъ землю, ловилъ звѣрей, отражалъ нападенія Вотяковъ, и мало по малу усиливаясь размноженіемъ людей, болѣе и болѣе успѣвая въ гражданскомъ хозяйствѣ, вытѣснилъ первобытныхъ жителей изъ мѣстъ привольныхъ, загналъ ихъ во глубину болотистыхъ лѣсовъ, овладѣлъ всею землею между Камою и Югомъ, устьемъ Вятки и Сысолою; началъ торговать съ Пермяками, Казанскими Болгарами, съ восточными Новогородскими и Великокняжескими областями; но еще не довольный выгодами купечества, благопріятствуемаго рѣками судоходными, сдѣлался ужасенъ своими дерзкими разбоями, не щадя и самыхъ единоплеменниковъ. Вологда, Устюгъ, Двинская земля опасались сихъ Русскихъ Нормановъ столько же, какъ и Болгарія: легкія вооруженныя суда ихъ непрестанно носились по Камѣ и Волгѣ. Въ исходѣ ХІV вѣка уже часто упоминается въ лѣтописяхъ о Вяткѣ. Полководецъ Тохтамыша выжегъ ея города: сынъ Донскаго присвоилъ себѣ власть надъ оною, внукъ стѣснилъ тамъ вольность народную, правнукъ уничтожилъ навѣки. Завоеваніе земли Арской. Воеводы Іоанновы вмѣстѣ съ Вяткою покорили и землю Арскую (гдѣ нынѣ городъ Арскъ); сія область древней Болгаріи имѣла своихъ Князей, взятыхъ тогда въ плѣнъ и приведенныхъ въ Москву: Государь отпустилъ ихъ назадъ, обязавъ клятвою подданства.

Кончина Іоанна Младаго. Г. 1490. Среди блестящихъ дѣяній государственныхъ, ознаменованныхъ мудростію и счастіемъ Вѣнценосца, онъ былъ пораженъ несчастіемъ семейственнымъ. Достойный наслѣдникъ Великаго Князя, Іоаннъ Младый, любимый отцемъ и народомъ, пылкій, мужественный въ опасностяхъ воины, въ 1490 году занемогъ ломотою въ ногахъ (что называли тогда камчюгою (^[314]). За нѣсколько мѣсяцевъ передъ тѣмъ сыновья Рала Палеолога, бывъ въ Италіи, привезли съ собою изъ Венеціи, вмѣстѣ съ разными художниками, лекаря, именемъ мистра Леона, родомъ Жидовина (^[315]): онъ взялся вылечить больнаго, сказавъ Государю, что ручается за то своею головою. Іоаннъ повѣрилъ и велѣлъ ему лечить сына. Сей Медикъ, болѣе смѣлый, нежели искусный, жегъ больному ноги стекляными

Г. 1490. сосудами, наполненными горячею водою, и давалъ пить какое-то зеліе. Недугъ усилился: юный Князь долго страдавъ, къ неописанной скорби отца и подданныхъ скончался, имѣвъ отъ рожденія 32 года (^[316]). Казнь врача. Іоаннъ немедленно приказалъ заключить Мистра Леона въ темницу и черезъ шесть недѣль казнилъ всенародно на Болвановѣ за Москвою рѣкою (^[317]). Въ семъ, для насъ жестокомъ дѣлѣ народъ видѣлъ одну справедливость: ибо Леонъ обманулъ Государя и самъ себя обрекъ на казнь. Такую же участь имѣлъ въ 1485 году и другой врачь, Нѣмецъ Антонъ, лекарствами уморивъ Князя Татарскаго, сына Даніярова: онъ былъ выданъ роднымъ головою, и зарѣзанъ ножемъ подъ Москворѣцкимъ мостомъ, къ ужасу всѣхъ иноземцевъ, такъ, что и славный Аристотель хотѣлъ немедленно уѣхать изъ Россіи: Іоаннъ разгнѣвался и велѣлъ заключить его въ домѣ; но скоро простилъ (^[318]).

Соборъ на еретиковъ Жидовскихъ. Строгій въ наказаніи бѣдныхъ неискусныхъ врачей, сей Государь въ то же время изъявилъ похвальную умѣренность въ случаѣ важномъ для Вѣры, въ расколѣ столь бѣдственномъ, по выраженію современника, Св. Іосифа Волоцкаго, что благочестивая земля Русская не видала подобнаго соблазна отъ вѣка Ольгина и Владимірова. Разскажемъ обстоятельства. Былъ въ Кіевѣ Жидъ именемъ Схаріа, умомъ хитрый, языкомъ острый: въ 1470 году пріѣхавъ въ Новгородъ съ Княземъ Михайломъ Олельковичемъ, онъ умѣлъ обольстить тамъ двухъ Священниковъ, Діонисія и Алексія; увѣрилъ ихъ, что законъ Моисеевъ есть единый Божественный; что Исторія Спасителя выдумана; что Христосъ еще не родился; что не должно покланяться иконамъ, и проч. Завелась Жидовская ересь (^[319]) Попъ Алексій назвалъ себя Авраамомъ, жену свою Саррою, и развратилъ, вмѣстѣ съ Діонисіемъ, многихъ Духовныхъ и мірянъ, между коими находился Протоіерей Софійской Церкви, Гавріилъ, и сынъ знатнаго Боярина, Григорій Михайловичь Тучинъ. Но трудно понять, чтобы Схаріа могъ столь легко размножить число своихъ учениковъ Новогородскихъ, если бы мудрость его состояла единственно въ отверженіи Христіанства и въ прославленіи Жидовства: Св. Іосифъ Волоцкій даетъ ему имя Астролога и чернокнижника: и такъ вѣроятно, что Схаріа обольщалъ Россіянъ Іудейскою Каббалою,

Г. 1490. наукою плѣнительною для невѣждъ любопытныхъ и славною въ XV вѣкѣ, когда многіе изъ самыхъ ученыхъ людей, (на примѣръ, Іоаннъ Пикъ Мирандольскій искали въ ней разрѣшенія всѣхъ важнѣйшихъ загадокъ для ума человѣческаго. Каббалисты хвалились древними преданіями, будто бы дошедшими до нихъ отъ Моисея; многіе увѣряли даже, что имѣютъ Книгу, полученную Адамомъ отъ Бога, и главный источникъ Соломоновой мудрости; что они знаютъ всѣ тайны Природы, могутъ изъяснять сновидѣнія, угадывать будущее, повелѣвать Духами; что сею наукою Моисей восторжествовалъ надъ Египетскими волхвами, Илія повелѣвалъ огнемъ небеснымъ, Даніилъ смыкалъ челюсти львамъ; что Ветхій Завѣтъ исполненъ хитрыхъ иносказаній, объясняемыхъ Каббалою; что она творитъ чудеса посредствомъ нѣкоторыхъ словъ Библіи, и проч. Не удивительно, если сіи внушенія произвели сильное дѣйствіе въ умахъ слабыхъ, и хитрый Жидъ, овладѣвъ ими, увѣрилъ ихъ и въ томъ, что Мессія еще не являлся въ мірѣ. — Внутренно отвергая святыню Христіанства, Новогородскіе еретики соблюдали наружную пристойность, казались смиренными постниками, ревностными въ исполненіи всѣхъ обязанностей благочестія, такъ, что Великій Князь въ 1480 году взялъ Поповъ Алексія и Діонисія въ Москву, какъ Пастырей отличныхъ достоинствами: первый сдѣлался Протоіереемъ храма Успенскаго, а вторый Архангельскаго. Съ ними перешелъ туда и расколъ, оставивъ корень въ Новѣгородѣ. Алексій снискалъ особенную милость Государя, имѣлъ къ нему свободный доступъ, и тайнымъ своимъ ученіемъ прельстилъ Архимандрита Симоновскаго, Зосиму, Инока Захарію, Дьяка Великокняжескаго Ѳедора Курицына и другихъ. Самъ Государь, не подозрѣвая ереси, слыхалъ отъ него рѣчи двусмысленныя, таинственныя: въ чемъ послѣ каялся наединѣ Святому Іосифу, говоря, что и невѣстка его, Княгиня Елена, была вовлечена въ сей Жидовскій расколъ однимъ изъ учениковъ Алексіевыхъ, Иваномъ Максимовымъ (^[320]). Между тѣмъ Алексій до конца жизни пользовался довѣренностію Государя, и всегда хваля ему Зосиму, своего единомышленника, былъ главною виною того, что Іоаннъ, по смерти Митрополита Терентія, возвелъ сего Архимандрита

Г. 1490. Симоновскаго (въ 1490 году) на степень Первосвятителя (^[321]). «Мы увидѣли» — пишетъ Іосифъ — «чадо Сатаны на престолѣ Угодниковъ Божіихъ, Петра и Алексія; увидѣли хищнаго волка въ одеждѣ мирнаго пастыря. Тайный Жидовинъ еще скрывался подъ личиною Христіанскихъ добродѣтелей.

Наконецъ Архіепископъ Геннадій открылъ ересь въ Новѣгородѣ: собравъ всѣ объ ней извѣстія и доказательства, прислалъ дѣло на судъ Государю и Митрополиту вмѣстѣ съ виновными, большею частію Попами и Діаконами; онъ наименовалъ и Московскихъ ихъ единомышленниковъ, кромѣ Зосимы и Дьяка Ѳедора Курицына. Государь призвалъ Епископовъ, Тихона Ростовскаго, Нифонта Суздальскаго, Симеона Рязанскаго, Вассіана Тверскаго, Прохора Сарскаго, Филоѳея Пермскаго, также многихъ Архимандритовъ, Игуменовъ, Священниковъ, и велѣлъ Соборомъ изслѣдовать ересь (^[322]). Митрополитъ предсѣдательствовалъ. Съ ужасомъ слушали Геннадіеву обвинительную грамоту: самъ Зосима казался изумленнымъ. Архіепископъ Новогородскій доносилъ, что сіи отступники злословятъ Христа и Богоматерь, плюютъ на кресты, называютъ иконы болванами, грызутъ оныя зубами, повергаютъ въ мѣста нечистыя, не вѣрятъ ни Царству Небесному, ни воскресенію мертвыхъ, и безмолвствуя при усердныхъ Христіанахъ, дерзостно развращаютъ слабыхъ. Призвали обвиняемыхъ: Инока Захарію, Новогородскаго Протопопа Гавріила, Священника Діонисія и другихъ (глава ихъ, Алексій, умеръ года за два до сего времени). Они во всемъ заперлися (^[323]); но свидѣтельства, Новогородскія и Московскія, были не сомнительны. Нѣкоторые думали, что уличенныхъ надобно пытать и казнить; Великій Князь не захотѣлъ того, и Соборъ, дѣйствуя согласно съ его волею, проклялъ ересь, а безумныхъ еретиковъ осудилъ на заточеніе (^[324]). Такое наказаніе по суровости вѣка и по важности разврата было весьма человѣколюбиво. Многіе изъ осужденныхъ были посланы въ Новгородъ: Архіепископъ Геннадій велѣлъ посадить ихъ на коней лицемъ къ хвосту, въ одеждѣ вывороченной, въ шлемахъ берестовыхъ, острыхъ, какіе изображаются на бѣсахъ, съ мочальными кистями, съ вѣнцемъ соломеннымъ и съ надписью: се есть Сатанино воинство! Такимъ образомъ

Г. 1490. возили сихъ несчастныхъ изъ улицы въ улицу; народъ плевалъ имъ въ глаза, восклицая: се враги Христовы! и въ заключеніе сжегъ у нихъ на головѣ шлемы. Тѣ, которые хвалили сіе дѣйствіе какъ достойное ревности Христіанской, безъ сомнѣнія осуждали умѣренность Великаго Князя, не хотѣвшаго употребить ни меча, ни огня для истребленія ереси. Онъ думалъ, что клятва Церковная достаточна для отвращенія людей слабыхъ отъ подобныхъ заблужденій.

Но Зосима, не дерзнувъ на Соборѣ покровительствовать своихъ обличенныхъ тайныхъ друзей, остался въ душѣ еретикомъ; соблюдая наружную пристойность, скрытно вредилъ Христіанству, то изъясняя ложно Св. Писаніе, то будто бы съ удивленіемъ находя въ немъ противорѣчія; иногда же, въ порывѣ искренности, совершенно отвергая ученіе Евангельское, Апостольское, Святыхъ Отцевъ, говорилъ пріятелямъ: «что такое Царство Небесное? что второе пришествіе и воскресеніе мертвыхъ? кто умеръ, того нѣтъ и не будетъ». Придворный Дьякъ Ѳедоръ Курицынъ и многіе его сообщники также дѣйствовали во мракѣ; имѣли учениковъ; толковали имъ Астрологію, Іудейскую мудрость, ослабляя въ сердцахъ Вѣру истинную. Духъ суетнаго любопытства и сомнѣнія въ важнѣйшихъ истинахъ Христіанства обнаруживался въ домахъ и на торжищахъ: Иноки и свѣтскіе люди спорили о Естествѣ Спасителя, о Троицѣ, о святости иконъ, и проч. Всѣ зараженные ересію составляли между собою нѣкоторый родъ тайнаго общества, коего гнѣздо находилось въ палатахъ Митрополитовыхъ: тамъ они сходились умствовать и пировать. — Ревностные враги ихъ заблужденій были предметомъ гоненія: Зосима удалилъ отъ церкви многихъ Священниковъ и Діаконовъ, которые отличались усердіемъ къ православію и ненавистію къ Жидовскому расколу «Не должно (говорилъ онъ) злобиться и на еретиковъ: Пастыри духовные да проповѣдуютъ только миръ!»

Такъ повѣствуетъ Св. Іосифъ, основатель и начальникъ монастыря Волоколамскаго, Историкъ, можетъ быть, не совсѣмъ безпристрастный: по крайней мѣрѣ смѣлый, неустрашимый противникъ ереси: ибо онъ еще во время Зосимина Первосвятительства дерзалъ обличать

Г. 1490. ее, какъ то видимъ изъ письма его къ Суздальскому Епископу, Нифонту. «Сокрылись отъ насъ» — пишетъ Іосифъ — «отлетѣли ко Христу древніе орлы Вѣры, Святители добродѣтельные, коихъ гласъ возвѣщалъ истину въ саду Церкви, и которые истерзали бы когтями всякое око, не право зрящее на божественность Спасителя. Нынѣ шипитъ тамо змій пагубный, изрыгая хулу на Господа и Его Матерь (^[325]).» Онъ заклинаетъ Нифонта очистить Церковь отъ неслыханнаго дотолѣ соблазна, открыть глаза Государю, свергнуть Зосиму: что и совершилось. Сверженіе Митрополита. Увѣрился ли Великій Князь въ расколѣ Митрополита, неизвѣстно; но въ 1494 году, безъ суда и безъ шума, велѣлъ ему какъ бы добровольно удалиться въ Симоновъ, а оттуда въ Троицкій монастырь, за то, какъ сказано въ лѣтописи, что сей Первосвятитель не радѣлъ о Церкви и любилъ вино (^[326]). Благоразумный Іоаннъ не хотѣлъ, можетъ быть, соблазнить Россіянъ всенароднымъ осужденіемъ Архипастыря, имъ избраннаго, и для того не огласилъ его дѣйствительной вины.

Избраніе новаго. Преемникъ Зосимы въ Митрополіи былъ Игуменъ Троицкій, Симонъ. Здѣсь Лѣтописцы сообщаютъ намъ нѣкоторыя весьма любопытныя обстоятельства. Когда Владыки Россійскіе въ Великокняжеской Думѣ нарекли Симона достойнымъ Первосвятительства, Государь пошелъ съ нимъ изъ дворца въ церковь Успенія, провождаемый сыновьями, внукомъ, Епископами, всѣми Боярами и Дьяками. Поклонились иконамъ и гробамъ Святительскимъ; пѣли, читали молитвы и тропари. Іоаннъ взялъ будущаго Архипастыря за руку, и выходя изъ церкви, въ западныхъ дверяхъ предалъ Епископамъ, которые отвели его въ домъ Митрополитовъ. Тамъ, отпустивъ ихъ съ благословеніемъ, сей скромный мужъ обѣдалъ съ Иноками Троицкаго монастыря, съ своими Боярами и Дѣтьми Боярскими. Въ день посвященія онъ ѣхалъ на осляти, коего велъ знатный сановникъ Михайло Русалка. Совершились обряды, и новый Митрополитъ долженъ былъ итти на свое мѣсто. Вдругъ священнодѣйствіе

Г. 1490. остановилось; пѣніе умолкло: взоры Духовенства и Вельможъ устремились на Іоанна. Государь выступилъ и громогласно сказалъ Митрополиту: «Всемогущая и Животворящая Святая Троица, дарующая намъ Государство всея Руси, подаетъ тебѣ сей великій престолъ Архіерейства руковозложеніемъ Архіепископовъ и Епископовъ нашего Царства. Воспріими жезлъ Пастырства; взыди на сѣдалище старѣйшинства во имя Господа Іисуса; моли Бога о насъ — и да подастъ тебѣ Господь здравіе со многоденствомъ». Тутъ хоръ пѣвчихъ возгласилъ Исполлаэти Деспота. Митрополитъ отвѣтствовалъ: «Всемогущая и вседержащая десница Вышняго да сохранитъ мирно твое Богопоставленное Царство, Самодержавный Владыко! да будетъ оно многолѣтно и побѣдительно со всѣми повинующимися тебѣ Христолюбивыми воинствами и народами! Во вся дни живота твоего буди здравъ, творя добро, о Государь Самодержавный!» Пѣвчіе возгласили Іоанну многолѣтіе. — Великіе Князья всегда располагали Митрополіею, и нѣтъ примѣра въ нашей Исторіи, чтобы власть духовная спорила съ ними о семъ важномъ правѣ; но Іоаннъ хотѣлъ утвердить оное священнымъ обрядомъ: самъ указалъ Митрополиту престолъ, и торжественно дѣйствовалъ въ храмѣ: чего мы доселѣ не видали.

Къ успокоенію правовѣрныхъ, новый Митрополитъ ревностно старался искоренить Жидовскую ересь; еще ревностнѣе Іосифъ Волоцкій, который, имѣя доступъ къ Государю, требовалъ отъ него, чтобы онъ велѣлъ по всѣмъ городамъ искать и казнить еретиковъ. Великій Князь говорилъ, что надобно истреблять развратъ, но безъ казни, противной духу Христіанства; иногда, выводимый изъ терпѣнія, приказывалъ Іосифу умолкнуть; иногда обѣщалъ ему подумать (^[327]), и не могъ рѣшиться на жестокія средства, такъ, что многіе дѣйствительные или мнимые еретики умерли спокойно; а знатный Дьякъ Ѳедоръ Курицынъ еще долго пользовался довѣренностію Государя и былъ употребляемъ въ дѣлахъ Посольскихъ (^[328]).