Слово пою я о том,
Как огневод, пота струями покрытый, в пастушеской шкуре из пепла, дыма и копоти,
Темный и смуглый,
Белым поленом кормил тебя,
Дровоядного зверя огня.
Он, желтозарный, то прятался смертью
За забор темноты, то ложился кольцом, как собака,
В листве черного дерева мрака.
И тогда его глаз нам поведал про оперение синего зимородка.
И черными перьями падала черная ветвь темноты.
После дико бросался и грыз, гривой сверкнув золотой,
Груду полен среброрунных,
То глухо выл, пасть к небу подняв, — от холода пламенный голод, жалуясь звездам.
Через решетку окна звезды смотрели.
И тебя, о, огонь, рабочий кормил
Тушами белых берез испуганной рощи,
Что колыхали главами, про ночь шелестя
И что ему все мало бы, а их ведь не так уже много.
О приходе людей были их жалобы. Даже
На вывеску «Гробов продажа» (крик улиц темноты)
Падала тихая сажа.