260. М. П. ПОГОДИНУ
Простите мне долгое мое молчание, любезный Михаило Петрович; право, всякий день упрекал я себя в неизвинительной лени, всякий день собирался к вам писать и все не собрался. По сему самому не присылал вам ничего и в «Московский вестник». Правда, что и посылать было нечего; но дайте сроку — осень у ворот; я заберусь в деревню и пришлю вам оброк сполна. Надобно, чтоб наш журнал издавался и на следующий год. Он, конечно, буде сказано между нами, первый, единственный журнал на святой Руси. Должно терпением, добросовестностию, благородством и особенно настойчивостию оправдать ожидания истинных друзей словесности и ободрение великого Гете. Честь и слава милому нашему Шевыреву. Вы прекрасно сделали, что напечатали письмо нашего германского патриарха. Оно,
надеюсь, даст Шевыреву более весу во мнении общем. А того-то нам и надобно. Пора уму и знаниям вытеснить Булгарина и Федорова; я здесь на досуге поддразниваю их за несогласие их мнений с мнением Гёте. За разбор «Мысли», одного из замечательнейших стихотворений текущей словесности, уже досталось нашим северным шмелям от Крылова, осудившего их и Шевырева, каждого по достоинству. Вперед! и да здравствует «Московский вестник»! Растолковали ли Вы Телеграфу, что он дурак? Ксенофонт Телеграф, в бытность свою в С.-Петербурге, со мною в том было согласился (но сие да будет между нами; Телеграф добрый и честный человек, и с ним я ссориться не хочу). Кланяйтесь Калибану. На днях пишу к нему. Пришлю ему денег, а Вам стихов. За сим обнимаю вас от сердца.
Кстати: похвалите «Славянина», он нам нужен, как навоз нужен пашне, как свинья нужна кухне, а Шишков Русской Академии. На днях читал я стихи Языкова, где говорит он о своих стихах:
В «Московский вестник». — Трудно, брат,
Он выступает в чине строгом,
Разборчив, строг, аристократ —
Так и приязнь ему не в лад
Со мной, парнасским демагогом.
Ну, в «Афиней». — Что «Афиней»?
Журнал казенно-философский,
Отступник Пушкина, злодей,
«Благонамеренный» московский.
