ЛЕОНИД ЧЕРТКОВ

  «В ту же сторону будет вращаться Земля
  И по радио будут всё те же мотивы,
  А до них дойдут лишь раскрошенный камень Кремля
  Да ок-каменевшие презервативы».

Не успел ещё выйти — навстречу тебе —
Полупьяной рукой прикрывая погоны,
В дверь вломился со шлюхой майор МГБ —
Пропивать магаданские миллионы.

Будь спокоен — теперь не поможет зарядка, —
Этот час всегда напомнит о том,
Как за шторой бессонного Дома Порядка
Прочернел силуэт, пригрозивший перстом.

Резким газом асфальт обдавая,
В подворотню откатится ЗИС,
По неровным ступенькам ступая,
Ты привычно спускаешься вниз.

Дробно бьют о простывшие кафли
Струйки терпкой и дымной мочи,
И плафоны, что хлором пропахли,
В сумрак скупо цедят лучи.

«А когда в родниках станет красной вода,
И не будет нигде неразрушенных зданий,
Мы возможно припомним, что эти года
Дали нам драгоценную злость ожиданий».

Когда в небе зашарит прожектор,
Под неверной трезвея луной, —
Хорошо по морозным проспектам
Одному возвращаться домой.

А луна обнаглевшим швейцаром
Тебе в душу пытается влезть, —
Он открыл тебе двери даром,
Но теперь приготовил месть.

Он, подобно шпиону и вору
Подползёт к окну твоему,
И придётся задёрнуть штору,
Чтоб закрыть дорогу ему.

Переходы луны через улицы жёстки,
Нет машин и немного не по себе,
Одноцветные кошки на всех перекрёстках
Пересекают дорогу тебе.

И не в силах подняться с умственной мели,
Но держась за уже ушедшим другим,
Ты уходишь один в середине апреля
По кривому асфальту, считая шаги.

Ты сумел бы. В тебе бы достало сноровки,
Повернувшись, уйти через поле и в лес,
Ты сумел бы ножом перерезать верёвки
И сумел бы патроны проверить на вес.

Но ты сам виноват и не следует злиться.
(Пусть просохнет от липкой настойки нутро),
Ты шагаешь пустыми ногами убийцы
В полутёмные арки пустого метро.

Но уже извивается поезд хвостатый
И лампы сбегаются вниз по стержню,
А ты мчишь, обгоняя пустой эскалатор.
И некому крикнуть — гражданка, лыжню!

К сожаленью, обратно придётся вернуться, —
Под часами зевает милиционер, —
С пневматическим визгом ворота замкнутся,
Полусонный, ты снова выходишь наверх.

Ну, как будто всё кончилось благополучно, —
Озверевший кондуктор мелькнёт у окон,
Захватив ускользающие поручни,
Ты вползёшь на коленях в последний вагон.

Но ещё не успеешь осилить порога,
А рванёшься к асфальту под режущий шарк —
Непонятно, зачем в половине второго
Отправлять трамваи в бессмысленный парк?

Но пытаясь с панелью найти параллельность,
Через души дождя равномерно даёт
Огни Эльма трясущийся жёлтый троллейбус,
Тот, который случайно тебя довезёт.

Затекли по стеклу дождевые морщины,
По сравненью с трамваем здесь просто жара,
Ты отвалишься в угол безлюдной машины, —
И кондуктор к тому же, как пробка, стара.

Но так как бус забирает направо,
Соскакиваю на предыдущем углу,
И собою едва не измерив канавы,
Сажусь на панели, как на полу.

Но отряхнув кое-как свои брюки,
Я быстро поднялся и вновь зашагал,
Пока не дало на нетрезвые руки
Окно вытрезвителя жёлтый сигнал.

Здесь, когда выгружают любителей вин,
То воздух захлёбывается в икоте
И долго буксуют колеса машин
На обледеневшей блевоте.

И чтобы тебя не заметил охранник.
Ты к стенке прижавшись, крадёшься, как вор,
И переметнувшись задворками бани,
В три ночи ты ввалишься в собственный двор.

И к свету руку ближе подняв,
Ты в скважине шарил ключом,
А захлопнув дверь за собой в сенях,
Ты её проверял плечом.

Ждёшь в тот час, когда храп и соития в мире,
И не слушают пальцы и спит один глаз,
Как подаст в опустевшем под утро эфире
Позывные синкопы неведомый джаз.

И своею слюной захлебнёшься опять,
И из глотки сорвутся слова —
«Я может быть тоже хочу искать
Блаженные Острова!»

У других были те же заботы, —
Им не лучше пришлось твоего, —
Все умели свести свои счёты,
Но с тобой будет проще всего.

Будет просто, как всё на свете,
Будет жаркий и нудный бой, —
На таком же, как этот, рассвете,
Ты сожжёшь мосты за собой.

Поверх формы напялив спецовку,
После боя, в глухой тишине,
Зарядив напоследок винтовку,
Ты исчезнешь на той стороне.

И сосед о тебе забудет,
Дома ты не оставишь жены...
Ну а если её не будет
Твоей желанной войны?

...После нескольких стычек на перекрёстках
Зимним солнечным утром солдаты придут,
И оставя следы потолочной извёстки,
По расстроенной лестнице вниз поведут. —

По воронкам в асфальте разбитых кварталов,
Мимо вышитых пулями окон и рам
Опустевших домов и убитых вокзалов,
И по задним заснеженным мартом дворам,

По тропинке, мочою простроченной рыжей,
Проведут и поставят к холодной стене.
... Хорошо бы в такую погоду на лыжах
В вихрях солнца растаять в лесной белизне.

...Так же будет пестреть барбизонское небо
И влюблённых ворон разбередит весной,
Не имея в карманах ни денег, ни хлеба,
Я вернусь неизвестно откуда домой.

Тяжело отсчитаю глухие ступени,
Утром мне очень трудно будет уснуть,
Я прижму к холодной стенке колени
И умершую кошку возьму на грудь.

Ветер будет свистеть в изрешеченной крыше
И засасывать в щели хромых пауков,
Только мне это радостно будет слышать —
Я в родной невесёлой Стране Дураков.

Стуча о железо новым железом
В хрусте и треске жилистых свай
Пролязгал по мокрым утренним рельсам
Первый полупустой трамвай.

Вот часы и отпели мой день рождения, —
Значит мне девятнадцать, а двадцать исполнится, —
Я узнаю новое наслаждение —
Тискать в подъезде тело любовницы.

И время пройдёт вереницею лет,
И я стану довольным собою и гордым
И никогда я больше не встречу рассвет
В незнакомой мне части знакомого города.

...По дорожкам от зноя усталым,
Где трава желта, как табак,
В тихий час, когда по бульварам
Педерасты проводят собак.

Под конец мрачноватого душного лета
Я вернусь издалёка и сброшу рюкзак
И с друзьями пропьянствую до рассвета,
А наутро возможно будет и так, —

Возьму и вылью на дрожащую бумагу
Невнятных образов перебродивший сок,
Собрав себя к решающему шагу —
Провесть черту и подвести итог. —

То, что было — забыто, а есть настоящее
И загадывать в будущее нельзя, —
Что мне думать о потустороннем ящике —
Лучше жизни хоть раз посмотреть в глаза.

Если мне не придётся по фене ботать,
Я уйду из мира коктейлей и книг, —
Да и чорта ли мне?! — Придётся работать
Безразлично для этих или других.