Уж как было то в осьмисотом году,
В осьмисот во двадцатом году,
Во двадцатом году другой тысячи,
Во десятый день было месяца
Того ли холодного просинца,
А и деялось, учинилось
Во славном во городе Юрьеве,
На широком Каменном мосту,
Собиралась поляница удалая,
Что и русская и немецкая.
Еще чукчи со лютерами,
Вся сорочина долгополая,
Провожать свою любушку
Во путь, во дороженьку.
Как вскричали они зычным голосом:
«Закатился наш светел месяц!
Упала звезда поднебесная!
Потухла свеча воску ярого!
Увез злодей К<арло> Горынович
Из Юрьева во Псков голубушку,
Матеру жену Анну Петровишну!»
Ты растрога, растрога моя,
Ты растрогала, растрогала меня,
Ты зазноба, зазноба моя,
Зазнобила ты сердечушко мое;
Ты растрепа, растрепа моя,
Растрепала кудри рыжие мои,
Раззамаха, раззамаха ты моя,
Раззамала кости старые мои.
Душа моя возлюбленна,
Серая кобыла!
За что меня невзлюбила,
Мерина гнедова?
Ох вы славные русски кислы щи,
Вы медвяные щи пузырные!
Для чего вы, щи, скоро киснете
Середи поры, время теплова?
Что поутру вы, щи, запенилися,
О полудни, щи, поспевали вы,
А при вечере и окиснули.
Голова ль ты моя, головушка,
Голова моя бесталанная!
Фертом белы руки в боки,
Делайте легкие скоки.
Высота ли высота поднебесная,
Широта ли широта моря синева,
Глубина ли глубина мать сырой земли!
Уж как я ли молодец
Никуда не годен,
Ни в солдаты, ни в драгуны,
Ни в мелки матросы.
Только годен молодец
На печи лежати.
На печи, печи лежати,
Пряники жевати.
Что у нас было во Чухонщине,
Что во Юрьеве славном городе,
Во соборе Петропавловском,
Что у правого у крылоса,
Молодой майор богу молится,
Сам он плачет, как река льется;
В возрыданьи слово вымолвил:
«Расступись ты, мать сыра земля,
Что на все четыре стороны,
Ты раскройся, гробова доска!»
Ах, вы очи, вы очи ясные!
Вы глядели да огляделися,
Не по мысли вы друга выбрали,
Не по моему по обычаю.
Государь З<онтаг>, ты мой батюшка!
Не давай, З<онтаг>, меня за старого замуж;
Старого, З<онтаг>, на смерть не люблю,
Ты отдай, З<онтаг>, меня за ровнюшку.
Понесися по поднебесью,
Птица милая, голубушка,
Что лети, лети, сизокрылая,
На сторонушку на далекую...
Грустно в Юрьеве быть сиротками.
Ты мне сладостней, чем гексаметры.
Ты белее чиста серебра,
Ты краснее красна золота,
Светлей камня самоцветного
И рубина и яхонта.
Ты лягушечка
Ты зеленая!
Ты мышоночек
Серый, гладенькой!
Я могучий богатырь Полкан.
Я убью К<арло> Горыныча,
Свобожу свою любушку
Из возка из тюремного,
Из засады из тесныя.
Рогатка, рогаточка,
Рогаточка Рижская,
Ты вельми пестро изукрашена,
Со замками с немецкими,
Со запорами железными,
Ты запрись крепко-накрепко,
Не пускай пролезть, не пускай проползть
Ты того ли К<арло> Горыныча,
Что Дубыню Дубынича.
Перестань стонать, кукушечка,
Не кукуй ты, заунывная.
Молодка, молодка молодая,
Солдатка, солдатка полковая.
Барыня, барыня,
Сударыня барыня,
Поехала барыня
Из Юрьева во Псков.
Едет с барыней холоп,
Повирает он и врет.
Твои очи соколиные,
Твои брови соболиные.
Как со вечера солдатам
Приказ отдан был,
Со полуночи солдаты
Ружья чистили,
Ко белу свету солдаты
Во поход пошли.
Ах, глупый ты дурень,
Неразумный дурень.
Пошел он, дурень,
На Русь гуляти,
Людей видати,
Себя казати.
Ах, как тошно, мне тошнехонько
Нынешний годочек,
А еще того тошнее
Нынешний денечек.
Не ходить было за неровню,
Не бросаться было за чинами,
Вить не с лентою жить, со советом,
Не с скотиною жить, с человеком.