Дмитрий Васильевич Григорович [19(31).3.1822, с. Черемшан (Никольское) Ставропольского уезда Симбирской губ.— 22.12. 1899 (3.1.1900), Петербург, похоронен на Волховом кладб.] — русский писатель.
Отец, Василий Ильич — дворянин, отставной гусар, служил управляющим имением матери В. А. Соллогуба в Симбирской губернии, затем приобрел имение Дулебино в Каширском уезде Тульской губернии и стал помещиком. В 1820 женился на француженке Сидонии де Вармон (по фам. первого мужа: в России ее стали звать Сидонией Петровной; 1799—1869). После смерти отца (1830) Григорович воспитывался бабушкой и матерью, говорившими только по-французски. В 1832—33 Г. около полугода занимался в Московской гимназии, откуда мать перевела его в пансион Монигетти, где преподавание также велось на французском языке и включало посещение рисовальных классов в Строгановском художественном училище. Будучи наполовину французом и в силу французского образования в молодости Григорович недостаточно хорошо владел русским языком и говорил с французским акцентом. В своих воспоминаниях Григорович писал: «...русскому языку выучился я от дворовых, крестьян и больше от старого отцовского камердинера Николая; он любил меня, как будто я десять раз был его родным сыном...». На всю жизнь Григорович запомнил слышанные им в детстве страшные рассказы о соседе-помещике, который «известен было во всем околотке своею неукротимою строгостью. Когда он выезжал на улицу деревни, в сопровождении крепостного Грызлова, своего экзекутора, или, вернее, домашнего палача, ребятишки стремглав ныряли в подворотни, бабы падали ничком, у мужиков озноб пробегал по телу».
В 1836 Григорович учился в петербургском пансионе К. Ф. Костомарова, с осени того же года по 1840 — в Главном инжинерном училище в Петербурге. Здесь он подружился с Ф. М. Достоевским и Некрасовым, беседы с которыми пробудили тягу к литературе и повлияли на его развитие. Военная карьера не привлекала Григоровича, и он с облегчением покинул училище после инцидента с великим князем Михаилом Павловичем, которому по оплошности не отдал честь на улице. В 1840 брал уроки живописи, занимался в Академии художеств, где познакомился с Т. Г. Шевченко. В поисках призвания пробовал поступить на сцену петербургского Большого театра, но не выдержал испытания, интерес же к театру и изобразительному искусству сохранил навсегда. В том же году Григорович познакомился с издателем А. А. Плюшаром; для предпринятого им издания «Переводчик, или Сто одна повесть...» перевел повесть А. Пишо «Плавучий маяк».
Знакомство с директором императорских театров А. М. Гедеоновым дало возможность Григоровичу в 1842 г. поступить на службу в канцелярию директора императорских театров в Петербурге. «Сближение с кулисами» и с литераторами, писавшими для театра (в т. ч. с Ф. А. Кони), побудило его к самостоятельному творчеству. «Сделаться... литератором,— вспоминал Г.,— казалось мне чем-то поэтическим, возвышенным,— целью, о которой только и стоило мечтать». К этому времени относятся первые литературные опыты Григоровича. Он делает переводы, пишет очерки для «Литературной газеты», театральные фельетоны для «Северной пчелы». В «Литературных прибавлениях к „Русскому инвалиду“» были напечатаны два рассказа Григоровича: «Театральная карета» и «Собачка», которые сам автор позднее считал произведениями крайне слабыми и незрелыми. Некрасов оказывал помощь молодому Григоровичу, давал ему переводную работу и привлекал к участию в первых своих литературных изданиях.
В 1844 поселился на одной квартире с Ф. М. Достоевским. был первым читателем его «Бедных людей». Все свободное время Григорович посвящал чтению и литературным занятиям. Большое значение для расширения социального кругозора Григоровича имело его приобщение к кружку братьев А. Н. и Н. Н. Бекетовых (середина 40-х гг.), в котором бывали Достоевский и А. Н. Плещеев. Постепенно число литературных знакомств Григоровича увеличивается: он стал встречаться с В. Г. Белинским, И. И. Панаевым, В. Ф. Одоевским, И. С. Тургеневым и др. Ближе других сошелся с В. П. Боткиным и А. В. Дружининым. С 1846 жил больше в Дулебине, часто выезжая в Москву и Петербург. В Москве он встречается с А. Н. Островским, Ап. А. Григорьевым, Л. Н. Толстым и другими писателями и критиками. В 1858 он принял предложение Морского министерства совершить путешествие на корабле «Ретвизан». Оно продолжалось около двух лет; Григорович побывал во Франции, Германии, Дании и Испании. Это путешествие он описал в серии очерков «Корабль „Ретвизан“» (1859—1863; отдельное издание — 1873).
Григорович увлекался изобразительным искусством и к середине 1850-х гг. стал известен как знаток живописи и скульптуры, собравший на свои незначительные средства ценную художественную коллекцию. В 60-е гг. Г. полностью отдается искусствоведению. Занимал ведущие посты в Обществе поощрения художников, много сделал для улучшения преподавания в школе при обществе. В 1867 назначен художественным экспертом русскго отделения на Всемирной Парижской выставке; в 1868 избран почетным членом Академии художеств, в 1888 — член-корреспондент Петербургской Академии Наук. По инициативе Григоровича при обществе был организован музей, который «может быть смело поставлен наряду с лучшими подобными же музеями Европы». Неоднократно (в 1871, 1872, 1873 и 1874) ездил за границу для пополнения фондов музея, попутно знакомясь с опытом преподавания рисовальных школ Австрии, Германии и Франции. Григорович одним из первых поддержал Ф. А. Васильева и И. Е. Репина. В 90-е гг. был председателем петербургского Театрально-литературного комитета.
В 1885 Григорович обратил внимание на рассказы молодого А. П. Чехова и в письме от 28 марта 1886 призвал его отнестись серьезно к своему дарованию. Письмо Григоровича произвело огромное впечатление на молодого Чехова. Чехов начал вскоре писать «Степь» — повесть, в которой он по-новому разработал ситуацию, имевшую место в романе Григоровича «Переселенцы» (путешествие мальчика по степи и его впечатления). Чехов познакомился с Григоровичем, советовался с ним и поддерживал с ним дружеские отношения. В некоторых произведениях Григоровича конца 80 — начала 90-х годов сказалось влияние творчества Чехова.
Григорович был чрезвычайно общителен: живость характера, отзывчивость, богатая эрудиция и мастерство рассказчика привлекали к нему людей. Среди видных писателей, художников, обществ, и культурных деятелей мало с кем Григорович не был знаком или не состоял в переписке. Не случайно, что именно Григорович был избран общественным мнением для сопровождения Александра Дюма, когда французский писатель в 1858 г. совершал путешествие по России. Страницы биографии и черты личности Г. запечатлены в мемуарах Н. В. Успенского, В. Р. Зотова, А. А. Плещеева, Л. Б. Бертенсона и др.
Первым литературным опытом Григоровича, предпринятым, по его словам, под влиянием пьесы Ф. Шиллера «Разбойники», была неоконченная пьеса из итальянских нравов «Замок Морвено». В 1843 он перевел с французского драму Ф. Сулье «Эулали Понтуа» (под названием «Наследство») и одноактный водевиль «Шампанское и опиум». 16 ноября 1844 г. в «Литературной газете» появился первый рассказ Григоровича «Театральная карета», написанный под воздействием Н. В. Гоголя, а вскоре и следующий его рассказ «Собачка» (1845, 8 февр.).
Задумав издать сборник «Физиология Петербурга» (1844), Некрасов предложил Григоровичу написать один из очерков для этого сборника, который — по замыслу Белинского и Некрасова — должен был включать очерки, характеризующие отдельные слои петербургского общества, представителей определенных сословий и социальных групп, давать картины быта Петербурга. Григорович решил написать очерк о петербургских шарманщиках и приступил к деятельному изучению их быта. «Писать наобум, дать волю своей фантазии, сказать себе: „и так сойдет!“ — казалось мне равносильным бесчестному поступку; у меня, кроме того, тогда уже пробуждалось влечение к реализму, желание изображать действительность так, как она в самом деле представляется, как описывает ее Гоголь в „Шинели“, — повести, которую я с жадностью перечитывал. Я, прежде всего, занялся собиранием материала. Около двух недель бродил я по целым дням в трех Подьяческих улицах, где преимущественно селились тогда шарманщики, вступал с ними в разговор, заходил в невозможные трущобы, записывал потом до мелочи все, что видел и о чем слышал». Очерк Григоровича «Петербургские шарманщики» органически вошел в состав сборника «Физиология Петербурга», заняв в нем место рядом со статьями Белинского, очерком Даля и произведениями других писателей — учеников Гоголя. Правдивое изображение полунищенского быта бродячих артистов, с неподдельным сочувствием к ним, удостоилось высокой оценки Белинского, причислившего Григоровича к «талантливым художникам».
Для альманаха «Первое апреля» (СПб., 1846) Некрасов, Достоевский и Григорович совместно сочинили фарс «Как опасно предаваться честолюбивым снам».
Прочный успех пришел к Григоровичу после опубликования повести «Деревня» (1846), первого крупного произведения русской реалистической литературы, целиком посвященного изображению крестьянства. В повести рассказывалась простая, но полная драматизма история сироты Акулины, воспитанной в чужой семье на барском дворе и выданной по воле «доброго барина» замуж за парня из богатой семьи, не хотевшего жениться на сироте-бесприданнице. Акулина умирает, сломленная побоями мужа, непосильным трудом на барщине и жестоким обращением с нею родни мужа. Повесть заканчивается глубоко трагической сценой похорон Акулины и одинокого горя ее дочери — сиротки Дуни. Чтобы проникнуть в быт и в психологию крестьянина, Григорович стал «практически изучать» язык народа, беседовать с крестьянами, записывать особенности их речи. Народная речь и народная поэзия широко использовались им затем как средство правдивого показа жизни крестьянства. Критические отклики на «Деревню» отразили размежевание противников и сторонников натуральной школы. Ю. Ф. Самарин, утверждая, что Григорович тенденциозно изображает жизнь деревни, писал, что в повести «собрано и ярко выставлено все, что можно было найти в нравах крестьян грубого, оскорбительного и жестокого» («Москвитянин», 1847, ч. 2, с. 189). Белинский же, отмечая среди недостатков повести неудачу в попытке заглянуть во внутренний мир героини, вычурные местами описания природы («Современник», 1847, № 1), вместе с тем по достоинству оценил ее; по словам Тургенева, он «не только нашел ее весьма замечательной, но немедленно определил ее значение и предсказал то движение, тот поворот, которые вскоре потом произошли в нашей словесности».
Вторая повесть Григоровича «Антон Горемыка» («Современник», 1847, № 11) выдвинула автора в ряд лучших руссских писателей середины 19 в. Как и «Деревня», она была проникнута антикрепостническим пафосом. Сюжетом этого произведения явилась история крепостного крестьянина, разоренного и доведенного до гибели управляющим барина — Никитой Федоровичем. Повесть эта, так же как и «Деревня», дает яркую и широкую картину жизни крепостной деревни. В центре внимания автора снова крепостной крестьянин. Первоначально «Антон Горемыка» заканчивался сценой крестьянского бунта. Цензура запретила печатание «Антона-Горемыки», и только ходатайство Никитенки — официального редактора «Современника», на свой риск изменившего конец повести, спасло ее от цензурного запрета. Никитенко исключил эпизод крестьянского восстания и уничтожил сцену расправы с Никитой Федоровичем. После его «исправлений» повесть заканчивалась тем, что закованного в кандалы Антона отправляют в острог, впереди его ждет Сибирь. Белинский писал Боткину: «Ни одна русская повесть не производила на меня такого страшного, гнетущего, мучительного, удушающего впечатления: читая ее, мне казалось, что я в конюшне, где благонамеренный помещик порет и истязует целую вотчину...», а в статье «Взгляд на русскую литературу 1847 г.» («Современник», 1848, № 1, 3) подчеркивал: «Антон Горемыка» «больше, чем повесть: это роман, в котором все верно основной идее, все относится к ней... Несмотря на то, что внешняя сторона рассказа вся вертится на пропаже мужицкой лошаденки; несмотря на то, что Антон — мужик простой... он лицо трагическое, в полном значении этого слова» В свою очередь, «Северная пчела», пропагандировавшая «благоденствие» России, обвиняла Григоровича в клевете на русский народ. Повесть Григоровича оказала глубокое воздействие на современников. П. А. Кропоткин вспоминал: «Ни один образованный человек того времени — да и позже — во время моей молодости — не мог читать без слез о несчастьях Антона и не возмущаться ужасами крепостного права». М. Е. Салтыков- Щедрин и многие другие писатели ставили «Антона Горемыку» очень высоко. Толстой в 80-е гг. отметил, что Григорович одним из первых в русской литературе нарисовал образ крестьянина «с любовью... уважением и даже трепетом», подчеркнув, что Григорович дорог ему вследствие «благотворного влияния своих сочинений». А. И. Герцен писал, что имена Тургенева и Григоровича никогда не будут забыты русским крестьянином. Действительно, в день своего 50-летия Григорович получил ряд приветственных писем от своих деревенских почитателей.
Григорович становится постоянным сотрудником «Современника». Вслед за «Антоном-Горемыкой» он напечатал рассказ «Бобыль» («Современник», 1848, № 3). В нем он изобразил гибель больного старика-бобыля, разоренного крестьянина, которого в бурную ночь выгоняет в поле барыня-филантропка, боящаяся, что в случае смерти больного ей придется объясняться с полицией. Узнав поутру о том, что крестьянин умер и что труп его найден в поле, барыня убеждается, что «поступила правильно». Григорович с большой симпатией рисует образ старика-бобыля, добродушие, скромность и искренность которого особенно ярко выступают при столкновении с лицемерием и бессердечием «сердобольной» барыни.
В том же 1848 году Григорович поместил в «Современнике» (№ 12) повесть «Капельмейстер Сусликов». В этой повести писатель касается новой для него темы — судьбы талантливого человека из народа в условиях крепостного права. Григорович показывает, что наделенный дарованием крепостной только случайно может получить образование; он рисует историю мытарств талантливого крепостного крестьянина Сусликова, его рабскую зависимость от помещиков-меценатов и капельмейстеров, заставляющих талантливого музыканта всю жизнь скрывать свое авторство и присваивающих себе его произведения. Подневольная жизнь, ее бесперспективность, материальная зависимость и бесправность постепенно вырабатывают в Сусликове «смирение», «покорность». Окончательно забитый, он подпадает под власть своей квартирной хозяйки, польстившейся на его жалованье, женится на ней и, отчаявшись выбиться в люди, начинает пить. «Признание» Сусликова, приглашение его в столичный оркестр благодаря знатоку музыки, услышавшему случайно в провинции исполнение произведений Сусликова и поразившемуся его одаренности, оказывается бесполезным. Загнанный и измученный, Сусликов умирает в дороге.
После революции 1848 года в Европе правительство Николая I, обеспокоенное ростом крестьянских восстаний и развитием революционных настроений в обществе, предприняло наступление на силы, боровшиеся за освобождение крепостного крестьянства. Одной из форм борьбы с революционными настроениями было создание особого комитета под председательством генерал-адъютанта Меншикова для рассмотрения вопроса о современном состоянии журналов и проверки действий цензуры.
Граф Строганов, делавший специально о «Современнике» доклад на заседании комитета 29 марта 1848 года, заявил, что вся деятельность «Современника» проникнута «опасными» тенденциями. Наиболее «опасными» произведениями из напечатанных в «Современнике» Строганову представлялись: «Взгляд на русскую литературу 1847 года» Белинского, статья Герцена «Об историческом развитии чести» и «Антон-Горемыка» и «Бобыль» Григоровича.
В годы «мрачного семилетья» (1848—55) социальная острота творчества Григоровича заметно смягчается. Появляются черты, свидетельствующие о начавшемся отходе его от обличительного реализма. Это сказалось уже в повести «Четыре времени года» («Современник», 1849, № 12). И здесь Григорович рисовал нужду и бесправие крестьян. Однако от его ранних крестьянских повестей «Четыре времени года» резко отличаются тем, что вопрос о крепостном праве и о взаимоотношениях крестьян и помещиков не ставится. Намеченные в повести проблемы бедности крестьян, безземелья, зависимости крестьян от кулака не получают в ней достаточного развития. Повесть кончается тем, что благодаря на редкость благоприятной погоде крестьяне снимают обильный урожай. Любовная коллизия легко устраняется продажей коровы и уплатой выкупа отцу невесты. В обрисовке героев появляются черты сентиментальности, особенно это заметно в изображении любви крестьян. Появляется в повести Григоровича и новое лицо — испорченная фабричной жизнью солдатка, которая «мутит» народ и занимается «недобрыми» делами.
Редактор «Отечественных записок», Краевский, очевидно, учитывая идейную эволюцию Григоровича, делал неоднократные попытки «переманить» его в свой журнал. Краевский обращался с письмами к Григоровичу, уговаривая его отойти от деревенской тематики, «бросить Антонов-Горемык», перестать изображать «зипуны» и обратиться к жизни «общества».
В 1852 году Григорович напечатал в «Отечественных записках» (№ 1—7) большой роман «Проселочные дороги» о жизни поместного дворянства. Взяв за образец «Мертвые души» Гоголя, Григорович создал «роман без интриги», где на первом плане находится галерея образов дворян-небокоптителей, которым противопоставлены энергичные и талантливые крепостные. В романе угадываются шаржированные портреты писателей-современников (Е. П. Гребёнка, К. К. Павлова, Е. Э. Дриянский).
Печатание «Проселочных дорог» было приостановлено цензурой и только после долгих хлопот вновь разрешено с тем, однако, чтобы Григорович оговорился в романе, что изображаемые им лица являются неправдоподобными карикатурами на действительных помещиков. Григорович вставил требуемую страницу. Он заявил, что роман его является вогнутым зеркалом, в котором собрано все уродливое, что еще встречается в тех слоях дворянского общества, которые «удаляются от просвещения».
Следующим крупным произведением Григоровича, напечатанным вскоре после «Проселочных дорог», явился роман «Рыбаки» (1853). Писатель дал здесь широкую этнографическую и бытовую картину жизни крестьян. Он изобразил труд и домашний быт рыбаков, их семейные отношения, их обычаи, их деловые отношения с работниками и крестьянами «из села». С теплотой и симпатией рисует Григорович патриархальную семью рыбаков Савиновых и в конце романа драматически изображает ее распадение. Огромную роль в разорении и распаде крестьянской семьи играет, по мнению Григоровича, влияние фабрик. Герцен в предисловию к немецкому изданию книги Григоровича (Гамбург, 1859) отметил, что «роман знаменует новую фазу» в изображении народа: «Это жизнь крестьянина не в его неравной борьбе с помещиком... или с крючкотворством и вымогательством чиновников; это жизнь крестьянина сама по себе», со своими новыми внутренними конфликтами — «между земледельческой... патриархальностью и пролетарием, порожденным буржуазным устройством».
В 1855 г., выступая против либерального ренегатства в литературе и отказа ряда писателей от обличительного реализма, Чернышевский в статье «Новые повести, рассказы для детей» («Современник», 1855, № 3) спародировал произведения Григоровича, идеализировавшие деревенскую жизнь (главным образом повесть «Четыре времени года»). Летом 1855 года Дружинин, Тургенев и Григорович сочинили фарс, в котором в комическом свете представили самого Тургенева, Некрасова, Панаева и Чернышевского. Вскоре Григорович, очевидно вдохновленный Дружининым, переделал этот фарс в рассказ «Школа гостеприимства», в котором были даны пасквильные образы Чернышевского (Чернушкин), Некрасова (Бодасов) и Панаева (Таратаев). Чернышевский и Некрасов, однако, не обиделись, и дело закончилось примирением сторон.
В романе «Переселенцы» («Отечественные записки», 1855—1856) Григорович снова обращается к изображению крепостных крестьян-хлебопашцев. В романе выведены два брата: разбойник и смиренный, однако смиренный на этот раз уже не утверждается в качестве идеала. Крестьяне дают ему прозвище Лапша и презирают за слабость и безволие. Жена его — Катерина, энергичная, волевая женщина, не смиряющаяся, а настойчиво борющаяся с невзгодами, несет на себе все тяготы существования и кормит своим трудом всю большую семью. Жизнь Лапши и его семьи особенно тяжела, так как брат Лапши — Филипп, беглый каторжник, тайно приходит к нему, запугивает бесправного и забитого крестьянина и все у него отбирает. До окончательного разорения и смерти Лапшу доводит переселение в другую губернию по прихоти прожектёра-помещика, который, не зная обстановки и ничего не понимая в хозяйстве, перегоняет семью Лапши на голое место, где нет ни жилья, ни средств к существованию.
Чернышевский положительно оценил этот роман Григоровича, посвятив ему специальный разбор. Он отметил, что в «Переселенцах» Григоровича «есть живая мысль, есть действительное знание народной жизни и любовь к народу; у него поселяне выводятся не затем, чтобы исполнять должность диковинных чудаков с неслыханным языком: нет! они являются, как живые люди, которые возбуждают к себе полное ваше участие. В этом и причина постоянного успеха его повестей и романов из сельского быта». Вместе с тем, его не удовлетворила концовка романа, отражающая либеральные идеи Григоровича.
В 1856 Некрасов заключил с Григоровичем, Толстым, Тургеневым и Островским так называемое «обязательное соглашение», по которому они отдавали свои новые произведения только в «Современник» на условиях льготной оплаты. Григорович оказался самым пунктуальным участником «соглашения». Однако в это время он испытывает творчески кризис, что наиболее заметно сказалось в повести «Пахарь». В период решительные размежевания литературных сил (либералы и революционные демократы) Григорович считал, что все идейные разногласия легко устранимы, и в одном из писем взывал к Некрасову: «...Истинно джентльменское дело вы бы сделали, прекратив наотрез, радикально перебранки с журналами. По одной новости такого поступка был бы уже произведен сильный эффект в публике. Право, душу теснят статьи, исполненные ненависти, невольно обращающейся во вред и автору и журналу» («Некрасовский сб.», П., 1918, с. 105—06).
На события, связанные с освобождением крестьян, Григорович откликнулся романом «Два генерала» (1864). В нем он хотел изобразить «два поколения: отживающих помещиков старого закала и новых, мечтающих о сближении с народом», однако он не сумел глубоко проникнуть в смысл происходящих перемен и не довел роман до конца. В дальнейшем в связи с обострением политической борьбы в России Григорович постепенно отходит от тех позиций, которые нашли выражение в его ранних произв. Революционно-демократические и народнические идеи Григоровичу были чужды. В середине 60-х гг. он надолго оставляет литературу и выступает в печати лишь изредка, преимущественно как критик-искусствовед, ратуя за расширение образования художников, поддерживая прикладные виды искусств: «Несколько слов о поощрении художеств в России» (1863); «Художественное образование в приложении к промышленности на Всемирной Парижской выставке 1867 г.» (1868); «Прогулка по Эрмитажу» (1865, 1875); «Выставка учеников императорской Академии Художеств» (1875); «Очерки художественно-промышленного производства» (1886).
К литературе Григорович возвратился только в начале 80-х гг. Его повесть «Гуттаперчевый мальчик» («Нива», 1883, № 1—3), в которой изображалось обездоленное детство, была воспринята критикой как «маленький шедевр» (В. П. Буренин — «Новое Время», 1885, 8 февр.), вошла в классику русской детской литературы. Сатирическая повесть «Акробаты благотворительности» (1885) обнажала фальшивую сущность многочисленных благотворительных, обществ и комитетов, возникавших в светских кругах. Отрывок из неоконченного романа «Петербург прошлого времени» был опубл. в 1887. В русских изданиях сочинений П. Мериме прочно утвердился перевод Григоровича повести «Этрусская ваза» (1883).
Главнй труд Григоровича последних лет его жизни — «Литературные воспоминания» (1892—1893). В них освещена литературная жизнь 40— 50-х гг., очерчены выразительные образы молодого Достоевского, Некрасова, Тургенева, Боткина, Дружинина, Толстого, И. А. Гончарова и ряда других писателей. Бытовая атмосфера эпохи воссоздана Григоровичем в примыкающем к «Литературным воспоминаниям» очерке «Скучный город» (1897). Сам Григорович для читателей конца 19 в. был как бы «живым реликтом» эпохи натуральной школы, и он не без горечи это сознавал.
22 декабря 1899 года Григорович скончался.
Для творчества Григорович характерны очерковая манера, известное преобладание социального анализа над психологическим, пристальное внимание к быту. Григорович проявил себя как мастер пейзажа: нарисованные им картины русской природы неоднократно включались в качестве образцовых в школьные хрестоматии. Важнейшей заслугой Григоровича является утверждение в литературе крестьянина в качестве одной из ее центральных фигур.
Отмечая большое общественное значение лучших произведений Григоровича, Чернышевский писал, что русская публика «умеет ценить людей и награждает своим сочувствием только тех писателей, которые служат правде, служа поэзии, потому что без правды нет и поэзии».
Представляем электронное издание повести Д. В. Григоровича «Гуттаперчевый мальчик». Издание носит гибридный характер, то есть является объединением двух печатных изданий. Текст повести и комментарии к ней А. А. Макарова воспроизводятся по изданию: Д. В. Григорович. Гуттаперчевый мальчик // Григорович Д. В. Сочинения в трех томах. Том второй. Повести и рассказы 1856—1892. Драматические произведения 1873—1891. М.: «Художественная литература», 1988. Иллюстрации В. Ермолова воспроизводятся по изданию: Д. В. Григорович. Гуттаперчевый мальчик. М.: «Детская литература», 1973 (в этом издании текст приведен в сокращении).