Когда поэт еще невинен был, Он про себя, иль на ухо подруге, Счастливец, пел на воле, на досуге, И на заказ стихами не служил. Век золотой! тебя уж нет в помине, И ты идешь за баснословный ныне. Тут век другой настал вослед ему. Поэт стал горд, стал данник общежитью, Мечты свои он подчинил уму, Не вышнему, земному внял наитью, И начал петь, мешая с правдой ложь, Высоких дам и маленьких вельмож. Им понукал и чуждый, и знакомый; Уж сын небес — гостинный человек: Тут в казнь ему напущены альбомы, И этот век — серебряный был век. Урок не впрок: всё суетней, всё ниже, Всё от себя подале, к людям ближе, Поэт совсем был поглощен толпой, И неба знак смыт светскою волной. Не отделен поэт на пестрых сходках От торгашей игрушек, леденцов, От пленников в раскрашенных колодках, От гаеров, фигляров, крикунов. Вопль совести, упреки бесполезны; Поэт заснул в губительном чаду, Тут на него напущен век железный С бичом своим, в несчастную чреду. Лишился он последней благодати; Со всех сторон, и кстати и некстати, В сто голосов звучит в его ушах: «Пожалуйте стихи в мой альманах!» Бедняк поэт черкнет ли что от скуки, — За ним, пред ним уж Бриарей сторукий, Сей хищник рифм, сей альманашный бес, Хватает всё, и, жертва вечных страхов, По лютости разгневанных небес, Поэт в сей век — оброчник альманахов.
<1829>
218
Воспроизводится по изданию: П.А. Вяземский. Стихотворения. Л., 1958. (Библиотека поэта; Большая серия).