ВЛАДИМИР КАЗАКОВ

весна —
и прошлогодняя трава
и прошлогодние остроты
кругом.
сосульки повесили носы.
моя душа гостеприимна
как скворешник.
гонимая зима
в отчаянье забилась
в лоток с мороженым.
чириканье поэтов
изменивших ей.
и оживают твари
замерзшие под зимним
бутафорским
солнцем

бредет окно ночное,
бредет сквозь топи звезд,
склоняясь над водою,
звеня о стебли верст.

в окне свет тусклый болен,
свеча бледна сквозь сон.
с бродячих колоколен
летит усталый звон.

в стекле дрожат соборы,
туман грозит перстом,
темно закрыв собою
златой порыв крестов.

бредет окно далеко
с погасшею свечой.
отлит чугунный локон
и детское плечо

идти босым — сама погибель.
ах, если б, если б сапоги были!
и ноги мертвые грязь месят,
хрипит груди сырой колодец...

ступнями окровавленными месяц —
по колючей проволоке канатоходец.
раскаленная песня ржавых шипов,
вдаль натянута запекшаяся босая тропа...

за спинами лютеет холод штыков,
карликовые деревья, как ветров черепа.
а за серым туманом проволочных пут
небо задумывает жуткий побег.
живые падают, мертвые еще идут:
человек человек человек человек

осенний дождь полуослепший.
в лесу стоит промокший леший,
он безучастно дождик пьет,
кругом сосна ему вздыхает.
пчела в дупле, где воск и мед.
медведь не чует и не знает.
он от дождя бежит в берлогу,
его трава кусает в ногу.
жена, медведица, подруга,
о, жизнь дождливая! как туго!
достать картишки,
поиграть.
играют мишки,
дождь слыхать

Маня помнишь мы бывало
когда бегали детьми
что-то камню сонно стало
глыбой ляжет на пути
я бегу за мной девчурки
и за мною Маня ты
а собравшись у печурки
смотрим в книгу темноты

вы помните ли вы
как я как был как молод
и в кузне головы
стучал раздумья молот
теперь же все иначе же —
я пойман как когда ловил чижей

пишись пишись моя поэма!
ходи бездумное перо!
сижу таинственно и немо
про что писать не зная про

толпятся странные виденья
толпятся странные виде
брожу один средь привидений
крестясь при виде привиде

то вдруг в стекло стучится воздух
то вдруг в стекло стучится воз
открыть окно впуская звезды
впуская воздух и мороз!

то вдруг свеча то вдруг ресницы
то вдруг свеча то вдруг ресни
опять божественное снится
с стихами дивными проснись!

я вас люблю я вас поверьте
моей любви тяжел чугун
она молчит перчатку вертит
глядит с печалью... я не лгу!

я не не не не не не не не!
я не не не не не не не!
а по воде скрежещут тени
и мы недвижные над ней

хотите каменно останусь
накрытый тяжкою спиной...
она молчит склонясь над сталью
реки изогнуто-стальной

я Дмитриева вспоминал

«...О, коль ужасную картину
Печальный гений мне открыл!
Безмолвну вижу я долину;
Не слышу помаванья крыл
Ни здесь, ни там любимца Флоры —
Всё тёмно, что ни встретят взоры!
Поникнул злак, ручей молчит;
И тот, кого весь Юг страшится,
Увы! простерт на холме зрится —
Простерт, главу склоня на щит!..»

идя вдоль набережной

я вышел из лавки предсказателя судеб
где куски звезд
и единственная мебель — это угол
образованный стеной и полом
иду
вдруг он догоняет — в очки вместо стекол
вставлено небо — и запыхавшийся:
с вас — говорит — еще причитается полтина!
я дал деньги
тут
звезда со свистом сорвалась с небес
и грохнулась на предсказателя
полтинник упал на мостовую звеня и подпрыгивая
он умер
я вернулся в лавку
чтобы повесить на гвоздь то что осталось
но вошли посетители
потом другие
и так всю ночь
и мне пришлось кратко и в простых выражениях
объяснять им
чего ожидать следует всем

что может быть прозрачнее
чем дым ремесел
чем скрип вечерних фонарей
чем Маргарита у излома
любовью сдвинутых глубин!
она чугунными мостами
манит и ранит даль воды
и холод округлен
ее девичьей шеей
и отдален от острия пространств
он как обласканный покойник:
вот-вот заговорит