* * *
Ме́нтор потом восхотел испытать, уже наостаток,
И сильняй еще, терпеливность ту в Тилемахе.
В самый тот-час, как юный хотел идти препоспешно
Нудить всех мореходцев к поплытию без замедлений,
Ментор его вдруг остановил, и-прину́дил на-бреге
Жертву велику принесть премудрой богине Палладе.
То Тилемах, что Ментор велит, исполняет послушно.
Се из дерна сугубый олтарь поставляется вскоре;
Се фимиам воскуряется; кровь течет из-закланных:
Се Тилемах претеплу мольбу проливает-тут к небу,
Как признаваяй сильный покров себе от-богини.
И сильняй еще, терпеливность ту в Тилемахе.
В самый тот-час, как юный хотел идти препоспешно
Нудить всех мореходцев к поплытию без замедлений,
Ментор его вдруг остановил, и-прину́дил на-бреге
Жертву велику принесть премудрой богине Палладе.
То Тилемах, что Ментор велит, исполняет послушно.
Се из дерна сугубый олтарь поставляется вскоре;
Се фимиам воскуряется; кровь течет из-закланных:
Се Тилемах претеплу мольбу проливает-тут к небу,
Как признаваяй сильный покров себе от-богини.
Жертве едва совершившейся, се и-за-Ментором и́дет
Мрачными всюду стезями в рощице, близ отстоявшей.
Се ощущает там, что-лице́ престарелого друга
Образ приемлет нов! Морщины с чела-все сникают,
Как исчезает тьма, от-денницы багряными персты
Встока врата отверзающи и проливающи светлость.
Впадшие те ж и-суровые се пременяются очи
В очи уже голубые, цвета и-света небесна,
И в преисполненны жарких искр божественно некак.
Седа брада невидима есть. Черты благородны,
Но и-сановны, приятностьми ж нежными все срастворенны,
Тут Тилемаха очам предъявляются препомраченным.
Видит тогда он-лице́ жены велемощныя лепо,
Гладко и-све́тло так, как-цветок, осиянный от-солнца.
Кри́нна-бель зрится на-нем при-шипков румяности свежей.
Мрачными всюду стезями в рощице, близ отстоявшей.
Се ощущает там, что-лице́ престарелого друга
Образ приемлет нов! Морщины с чела-все сникают,
Как исчезает тьма, от-денницы багряными персты
Встока врата отверзающи и проливающи светлость.
Впадшие те ж и-суровые се пременяются очи
В очи уже голубые, цвета и-света небесна,
И в преисполненны жарких искр божественно некак.
Седа брада невидима есть. Черты благородны,
Но и-сановны, приятностьми ж нежными все срастворенны,
Тут Тилемаха очам предъявляются препомраченным.
Видит тогда он-лице́ жены велемощныя лепо,
Гладко и-све́тло так, как-цветок, осиянный от-солнца.
Кри́нна-бель зрится на-нем при-шипков румяности свежей.
Всем на-лице-том играет младость всегдашняя вечно,
При величии ж как простом, так не ухищренном.
Длинны власы источают дух вони́ амвроси́йны,
Ризы сияют ее такими мастей испещреньми,
Солнце какими вкруг, при-своем востечении в утро,
Все озаряет мрачные кровы оны небесны,
Купно и-черные тучи, оно что-тогда позлащает.
Та божественность тут земли не-касалась стопами:
Ле́гко парит она по-возду́ху, как-крила имущи.
Мощною держит рукою та ж копие преблещаще,
В трепет могуще привесть и грады и-ратны народы:
Сам и-Гради́в бы весь от-того пресодрогся всемерно.
Глас ее тих, мерен, но проразисто ярок.
Речи оные все, как стрелы огненны неки,
Сердце всё проницают внутрь тогда в Тилемахе
И дают ему ощущать боль некий приятный.
Зрится на-шлеме ее нощная птица афинска;
А на персях у-ней эгид-тут сверкает престрашный
Знакам по-сим Тилемах признал удобно Палладу.
При величии ж как простом, так не ухищренном.
Длинны власы источают дух вони́ амвроси́йны,
Ризы сияют ее такими мастей испещреньми,
Солнце какими вкруг, при-своем востечении в утро,
Все озаряет мрачные кровы оны небесны,
Купно и-черные тучи, оно что-тогда позлащает.
Та божественность тут земли не-касалась стопами:
Ле́гко парит она по-возду́ху, как-крила имущи.
Мощною держит рукою та ж копие преблещаще,
В трепет могуще привесть и грады и-ратны народы:
Сам и-Гради́в бы весь от-того пресодрогся всемерно.
Глас ее тих, мерен, но проразисто ярок.
Речи оные все, как стрелы огненны неки,
Сердце всё проницают внутрь тогда в Тилемахе
И дают ему ощущать боль некий приятный.
Зрится на-шлеме ее нощная птица афинска;
А на персях у-ней эгид-тут сверкает престрашный
Знакам по-сим Тилемах признал удобно Палладу.
«О богиня! так-ты-то сама удостоила скрытно
Быть руководницей сыну, с любви к отцу Одиссею!
Коль лучезарна! кольми ж изменилась от-Ментора! яве
Бывша споспешника мне и-во-всем наставника свята!
Коль-же моя и-надежда вся на-успех путешествий,
Помощи от твоея, блажайша, зависела твердо!»
Больше хотел провещать, но-ему вдруг гласа не-стало.
Тщетно устне его к изъявлению силились мыслей,
Спешным стремлением из глубины исходящих сердечны
Там присуща божественность оного преутесняла;
Был он как человек, в сне отягощенный толико,
Что ни-дышать не-имеет сил, а-вращанием трудным
Уст своих не может уже проглаголать ни-слова.
Быть руководницей сыну, с любви к отцу Одиссею!
Коль лучезарна! кольми ж изменилась от-Ментора! яве
Бывша споспешника мне и-во-всем наставника свята!
Коль-же моя и-надежда вся на-успех путешествий,
Помощи от твоея, блажайша, зависела твердо!»
Больше хотел провещать, но-ему вдруг гласа не-стало.
Тщетно устне его к изъявлению силились мыслей,
Спешным стремлением из глубины исходящих сердечны
Там присуща божественность оного преутесняла;
Был он как человек, в сне отягощенный толико,
Что ни-дышать не-имеет сил, а-вращанием трудным
Уст своих не может уже проглаголать ни-слова.
В том, наконец, Паллада сама изрекла, провещая:
«Сын Одиссеев! послушай меня, и-сие-уж впоследни.
Я никого не-учила из-смертных с радением бо́льшим,
Коль тебя. Я-тебя вела сквозь бедства рукою,
По неизвестным странам, во бранех прекроволитных
И в злоключениях всяких, которы могут неложно
Сердце всё испытать, и то искусить в человеке.
«Сын Одиссеев! послушай меня, и-сие-уж впоследни.
Я никого не-учила из-смертных с радением бо́льшим,
Коль тебя. Я-тебя вела сквозь бедства рукою,
По неизвестным странам, во бранех прекроволитных
И в злоключениях всяких, которы могут неложно
Сердце всё испытать, и то искусить в человеке.
Я показала тебе, чрез-чувствительны опыты самы,
Истинны правила, купно и-ложны, как-царствуют в людех
Все твои погрешности были не-меньше полезны,
Впредь к поправе тебе, коль-твои ж и-несчастия многи.
Ибо кто человек-есть, могий державствовать мудро,
Ежели он никогда никаких не-страдал злоключений
И не-умел же употребить страданий-тех в пользу,
В кои погрешности точно его всегда низвергали?
Ты наполнил, как-твой и-отец, моря-все и-земли
Многими толь приключеньми, и-теми печальными всеми.
Ныне иди: по-его стезям идти-ты достоин;
Краткий и-легкий преезд остался тебе до-Ифаки,
Он в которую в час сей самый уже приспевает.
С ним совокупно сражайся; ему ж и-во-всем повинуйся
Так, как самый последний из-всех его подчиненных,
Образ собой подая другим соделывать тожде.
Во́зьмет-он отроковицу в супругу тебе Антиопу;
И ты, вкупе живя с ней, будешь счастлив верьховно,
Тем-что-ты в оной мнее искал красоты особливы,
Коль ума, добродетели и препохвальныя чести.
Будешь когда сам царствовать ты на-престоле державно,
То в честь ставь и-хвалу возновление века златого.
Слушай всех; а слушая всех так, верь-ты не-многим,
И блюдись себе самому преизбыточно верить.
Бойся обманут быть; но-отнюдь никогда-ты не-бойся
Видеть давать другим, что-конечно был-ты обманут.
Твой народ люби, и тщись от-него-быть любимым».
Истинны правила, купно и-ложны, как-царствуют в людех
Все твои погрешности были не-меньше полезны,
Впредь к поправе тебе, коль-твои ж и-несчастия многи.
Ибо кто человек-есть, могий державствовать мудро,
Ежели он никогда никаких не-страдал злоключений
И не-умел же употребить страданий-тех в пользу,
В кои погрешности точно его всегда низвергали?
Ты наполнил, как-твой и-отец, моря-все и-земли
Многими толь приключеньми, и-теми печальными всеми.
Ныне иди: по-его стезям идти-ты достоин;
Краткий и-легкий преезд остался тебе до-Ифаки,
Он в которую в час сей самый уже приспевает.
С ним совокупно сражайся; ему ж и-во-всем повинуйся
Так, как самый последний из-всех его подчиненных,
Образ собой подая другим соделывать тожде.
Во́зьмет-он отроковицу в супругу тебе Антиопу;
И ты, вкупе живя с ней, будешь счастлив верьховно,
Тем-что-ты в оной мнее искал красоты особливы,
Коль ума, добродетели и препохвальныя чести.
Будешь когда сам царствовать ты на-престоле державно,
То в честь ставь и-хвалу возновление века златого.
Слушай всех; а слушая всех так, верь-ты не-многим,
И блюдись себе самому преизбыточно верить.
Бойся обманут быть; но-отнюдь никогда-ты не-бойся
Видеть давать другим, что-конечно был-ты обманут.
Твой народ люби, и тщись от-него-быть любимым».
<1766>
353
В.К. Тредиаковский. Из «Тилемахиды». «Ментор потом восхотел испытать, уже наостаток...» // Тредиаковский B.K. Избранные произведения. М.-Л.: Советский писатель, 1963. С. 351–353.
© Электронная публикация — РВБ, 2006—2025. Версия 2.0 от от 4 июля 2018 г.