ВЛАДИМИР КУЧЕРЯВКИН

То ли Китай, то ли пардон разговору,
То ли возьмем и напишем сегодня в газету.
Слышишь, на кухне далекой соседская свара,
Словно турок идет, отдыхая, по Баязету.
Утром лопата скребет, задевая по нервам.
Душман чалму размотал, мокрый, как выстрел.
Выполнил план эскимос по вылову нерпы.
И за станком в этот час обороты убыстрил
Тощий, в берете и с сигаретою токарь
На Витаминном заводе, глаз открывая к востоку —

Солнце садится. Гаснет вдали затихающий купол.
Брякнет в далекой деревне ведро, мужики по полям побежали, глазами сверкая.
Где-то трещит мотоцикл, на ходу засыпает и падает в бездну,
Сердитою красною пастью за травы хватаясь.
Мирно коровы на склонах жуют. Заглянут в глаза и вздыхают, и дышат,
Вращая рогатые головы медленно в небе багровом.
И дачи слегка принагнулись, потупились, в землю,
В темных туманах по пояс бредут, как бандиты.

С утра за тушенкой гонялся по местности, велосипеда тугие педали
Вертел по дорогам от магазина к другому с мертвеющей бабой.
Русак навстречу попался ушастый, в лесу сыроежки таращили сытые очи,
Быстров на кордоне с десятком разнузданных женщин, с детьми, крокодилом

Тоскующим в небо глядел, говорил об искусстве, хвалил сыроежки.
Он со мною так и ходил, как тонкий огонь, по дорожкам прозрачной и розовой тенью,
А женские очи скрипели в глазницах и следом кидались волчицей,
В то время как сами детей собирали и друг перед другом топорщили груди.

Дома потом заварили мы борщ с колбасой и до вечера мыли посуду,
Ругались, небу писали доносы, пилили доску пополам, на балконе курили,
Глядели на грядки с морковкой и небо с израненной тучей, на крыши,
Которые бегали мелко по кругу, вовсю приседая, как грозный полковник.

Вот и зал с колоннами четверорукий,
Где по стенам то свекла, то маленький морковка,
Где шевелится в клюве беззубом старенькой птички ребенок,
Уплывающий в стеклах старинных дверей на востоке Египта.

Раздраженной походкой и пахнущий голым растрепанным зноем,
Входит накрашенный врач и сверкает пальцами строго.
И снова стенка расправила ноги больные. Вздохнули старухи
И темной толпой побежали, подол подымая.